"Дело не в дороге, которую мы выбираем, — то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу."
О. Генри
До реки Швед так и не дошел. Его надежда быстро обнаружить следы промышлявших в этой местности волкодавов исчезла, как осенняя дымка, а потом и вовсе улетучилась вместе с мечтой выйти сегодня из леса.
Попытавшись отогнать страх, появившийся с наступлением сумерек, он в очередной раз достал карту, и уставился в нее пустым невидящим взглядом. Постояв так несколько секунд, он все же сфокусировал глаза, и трясущимся грязным пальцем прочертил путь между склоном холма, с которого сошел почти в полдень, и изгибом реки, куда намеревался выйти еще час назад. Утром, выбирая дорогу на карте, путник еще не знал, что на этом пути ему встретится столько оврагов и непроходимого бурелома. И винить кроме себя было некого; мелких подробностей на карте, вырванной из старого атласа, не было.
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… — Пробурчал он себе под нос, и внезапно выругался непонятно на кого, — Какой же ты же идиот, Ульф!
Теперь Швед даже приблизительно не знал нужного направления — чувство, что он идет правильным курсом, покинуло его еще пару часов назад. Ему была оставлена возможность двигаться лишь через редкие разрывы в густых непролазных зарослях и там, где между толстыми деревьями открывалось некое подобие прохода. Казалось, будто сам лес уводил его в сторону, гоня в какое-то неведомое место.
— Может обратно вернуться? — вслух спросил Швед сам себя, но тут же мысленно возразил:
"К тому времени совсем стемнеет. Даже если найду дорогу, все равно придется ночевать в лесу, где сам черт ногу сломит."
Когда он восемь лет назад попал в этот мир, и по неизвестным причинам утратил возможность контролировать свои способности, то неожиданно для себя приобрел сравнительно легкую форму боязни темноты. Поэтому этот лес пугал его с самого начала. С тех пор, как оружейник углубился в чащу, он постоянно озирался, вздрагивая от малейшего шума листвы или треснувшей под ногой сухой ветки. Швед понял это, как только заметил, что разговаривает сам с собой.
"Хреново. Не хватало еще паранойю подцепить."
Скользя по мокрым листьям, он еще несколько километров пробирался через поваленные деревья, сломанные сухие ветки, высоченный папоротник и непролазные колючие кусты.
"Зря торопился… Обошел бы лес по восточной грунтовке, и завтра к обеду был бы уже на месте."
Привычный порядок времен года был нарушен с самого начала катаклизма. На смену дождливой весне сразу приходила осень. Только недавно зазеленевший лес уже начал потихоньку избавляться от умирающих листьев. Но солнечный свет, хоть и с трудом, но все же проникал через занавес плотной листвы. Чувство, что лес сжимается вокруг него, постепенно усиливалось. В поисках света и открытого пространства Швед все больше отклонялся от намеченного маршрута.
Через час, когда из-за дикой усталости Швед мог лишь брести, ругаясь на хлеставшие по лицу ветки, лес стал таким плотным, что двигаться в выбранном направлении можно было всего несколько десятков шагов. Ему приходилось метаться из стороны в сторону, чтобы обойти покрытые скользким коричневым лишайником толстые стволы, поваленные много лет назад неведомой силой.
И вот когда уже почти стемнело, он внезапно наткнулся на то, что уже и не ожидал встретить. Он вышел на поляну.
"Ну, хоть что-то хорошее за весь день."
Лужайка была небольшой, но ее размеров вполне хватило, чтобы наваждение темной, душащей лесной глуши наконец-то его отпустило. Сбросив ненавистный рюкзак на траву, горе-путешественник уснул сразу же, как положил на него голову.
Проснулся он от резкой боли в боку — заорав и широко распахнув глаза, Швед схватился руками за печень. И не сразу заметил, что рядом с ним стояли три одетых в камуфляжную форму человека. Точнее стояли двое, третий сидел перед ним на корточках, положив автомат на колени, и невозмутимо смотрел, как он корчится на траве.
— Ты кто такой? — негромко спросил его сидящий глухим, словно прокуренным, голосом.
— Оружейник, — просипел Швед сквозь сжатые от боли зубы.
— И какого дьявола в этой глуши забыл оружейник? Тут складов нет, и никогда не было, — таким же спокойным голосом, как и у присевшего рядом, поинтересовался один из стоявших.
Смотрел он в сторону леса, и задавая вопрос даже не повернул головы. Глаза второго стоящего тоже цепко ощупывали окружавшую их чащобу.
— Решай быстрее, Михалыч, не ровен час, нарвемся на местных, — к разговору подключился третий "камуфляж", — Лично мне этот перец не особо нравится, давай прикопаем его тушку в ложбинке и вся недолга?
— Погоди, Алекс. Ты же слышал, он — оружейник. Много нам оружейников попадалось?
— Хмм… Ни одного на моей памяти. Оба оружейника с нами с самого начала.
— Вот то-то и оно. Обыщи его и свяжи руки, с нами пойдет, — Михалыч, резко распрямив ноги, встал, — Если не понадобится, то вывесим его труп на границе с росомахами, будет еще одна пограничная отметка. Куба, проверь пока его рюкзак.
— Обязательно надо было бить? — спросил оружейник, медленно вставая на карачки, — Да еще и по печени.
— Лучше сразу нейтрализовать, чтобы потом самому не валяться с дыркой в животе, — ответил Алекс, и ухватившись за воротник его ветровки, рывком поднял на ноги, — Ручонки растопырь, и ноги расставь пошире. Оружие при себе есть?
— Нет. Разве что только нож, но он в рюкзаке лежит.
Алекс закончил охлопывать его фигуру, и заведя руки Шведа назад, начал связывать запястья веревкой.
Куба вытряхнул содержимое рюкзака на траву, и поленившись даже нагнуться, разбросал кучку вещей носком грубого армейского ботинка.
— Ты вот это недоразумение ножом назвал? — он пнул ногой складной ножичек.
— Откуда я знаю, что вы оружием называете? Вы спросили, я ответил.
— Ладно, запихивай все обратно. Я не носильщик, понесешь свое барахло сам.