Осада

Часть 1

Осада

Часть I

1

Уж так душа болела в этот день у Веры, что даже слезы беспричинно то и дело наворачивались на глаза.

Она с ходу нахамила шефу, лишь тот заикнулся было попрек­нуть ее за опоздание, вдрызг рассорилась с Полиной, бли­жайшей товаркой по работе. Вечером, растрепанная и взвинченная, из последних сил пробилась в троллейбус, потащилась к матери. На сердце давила тяжесть. Хотелось прилечь где-нибудь в сухом теплом углу на мягкий диванчик и полежать.

Троллейбус как всегда напоминал бедлам: крики, ругань, хождение по ногам, пьяные безумные гла­за. Мест свободных, само собой, — ни единого. Какая-то старая калоша притиснула Веру к жесткому ребру си­денья так, что перехватило дыхание. Она, еле сдерживая себя, промолчала.

Вдруг совсем рядом, над ухом, раздался липкий голосок:

— А ничего телка. Щас познакомимся...

Хмельной тошнотный душок коснулся ноздрей Веры. Она обмерла: «Господи, неужели ко мне?» Ей сейчас не хватало только пьяных приставаний.

Но через мгновение Вера поняла — ухаживают не за ней. В беду попала маленькая девчушка — в очках, беретике. Она пыталась отмолчаться, но два осовелых пса с грязными ногтями и сальными мордами взялись за дело всерьез.

— Ну ты, бля, чё нос воротишь? Мы ж по-хорошему, не хамим...

— Отстаньте, пожалуйста! Ну не трогайте, ну не тро­гайте меня!

Голосок девчонки прерывался. Сцена сотворялась в вакууме.

Вера чувствовала, знала — надо вмешаться, нельзя вот так отсутствовать: девчонка даже в спину ее толкала, от­биваясь от подонков. Но знала Вера и другое — никакая сила не заставит ее совершить этот подвиг: «Ну почему я? Почему? Вон мужиков сколько...»

— Э! Э! Что здесь происходит? — строгий окрик.

Троллейбус облегченно перевел дух — с передней пло­щадки протискивался милиционер.

Вера выскочила на своей остановке — прямо в жир­ную лужу. Проклятый извозчик! Не видит собака, где останавливается? Гад ползучий!.. Вера сладостно, в охотку ругалась шепотом, судорожно искала в кружочке зеркала свое лицо: тушь, конечно, поплыла, глаза — как у крольчихи. Жуть! Она горько вздохнула, протер­ла лицо платочком, положила под язык валидол и доста­ла зонт — дождь не дождь, но сверху летела какая-то морось.

Вера поплелась к дому матери. «И чего это я так рас­клеилась? Поди — магнитные бури опять...» Где-то там, в самой-самой глубиночке ее сознания шевелилась тяжелая тревога: что-то вот-вот случится. Вера, сама себя обманы­вая, мысль эту глушила, отодвигала, прятала — она вери­ла в предчувствия и боялась их.

Как всё-таки тяжко на душе!

2

У Антона настроение также было весь день весьма-весьма паршивое.

Ни в магнитные бури, ни в предчувст­вия он не верил и полагал, что расплачивается за вче­рашнее пиво. Пиво ему категорически запрещалось — он уже трижды валялся в больнице с желудком. Но как тут удержишься, если идешь мимо комка, а там все витрины разноцветными бутылками уставлены, а настроение — ни к черту. Антон и не выдержал — отхватил шесть буты­лок «Жигулевского». Больше половины вчера же и усидел. Да еще умял тушку страшно соленой ставриды холодного копчения. Вот сегодня и вертелся — в желудок будто кто шурупы вкру­чивал. Хоть матушку-репку пой!

В голову лезли шершавые крамольные мысли: «Это уже не жизнь... Если так до могилы мучиться, лучше уж... Ждать, пока сгниешь заживо?..» Не мысли — обры­вочки. Связно и полно думать боязно: кто его знает, до чего можно додуматься. Вон в «Комсомолке» проскочило: за год в благословенной нашей стране восемьдесят тысяч человек сами точку в своей судьбе поставили... Черт-те что в башку лезет!

Он замкнул кабинет, подергал дверь, сдал ключи вах­терше и, морщась, массируя время от времени живот, по­тащился пешком по раскисшим октябрьским тротуарам. Теща жила от его конторы не так уж далеко...

— Слышь, земляк!

Антон встрепенулся. Перед ним покачивалась образина в засаленной болоньевой куртке — небритая, смрадно ды­шащая.

— Слышь, земеля, добавить надо. Не хва­тает. Сколько дашь…

Антон напрягся. Шагах в двадцати, у дверей винно-водочного магазина курили и поплевывали еще две образи­ны, поглядывали на него. Обычно Антон старался пройти это место стороной, да вот задумался.

— Нет у меня,— резко бросил он и попробовал мино­вать вымогателя.

Тот шагнул поперек.

— А поискать, земеля, а? В карманах-то пошарь, по­ищи. Сам понимаешь — на пузырь не хватает.

Антон спохватился: не ту тональность взял. С этими шакалами надо по-другому...

* * *

Однажды, также по осени, он ездил командированным в Псков. Угодил на выходной. С утра осмотрел город, а вечером попал в театр. Но то ли спектакль не вдохновлял, то ли усталость с дороги скрутила — одолела зевота. В ан­тракте оделся, вышел. И поддался лирике, решил пешком пройтись по поздневечернему древнему Пскову. Дорогу представлял себе уже довольно ясно: скоро вышел к угрю­мой громаде кремля, свернул на мост через Великую. Ночь — светла, луна — сияет: поэзия! Да еще на мосту фонари почти все целехоньки.