Осень в его душе

Осень в его душе

Лес наполнен запахом сухой травы и подгнивающей от осевших туманов листвы в тенистых местах. Где-то высоко в ветвях, кажется, на недосягаемом расстоянии, перекликаются не успевшие еще улететь птички, а лучи заходящего солнца косыми полосами золотят опушку. Лес же полон дымки, словно редкого, но осязаемого тумана, таинственно затеняющего стволы деревьев, создающего нереальность окружающего мира. Словно все это сон, видение и не более. Легкое и невесомое, но в то же время тревожащее и заставляющее затаить дыхание. Будто бы вот-вот, присмотревшись внимательнее, ты увидишь то, что скрывает эта дымка, то, что недоступно простому взгляду, вскользь и бездумно брошенному вокруг. Вот только чтобы действительно узреть сокрытое, нужно видеть мир глазами всадника в зеленых одеждах, смотрящего прямо перед собой и пытающегося не слушать шелеста тронутых едва теплым ветром листьев над головой. Этот шелест вплетался в гулкую поступь белой лошади, в слышный только ему шепот его невидимых спутников, его преследователей, его слуг.

Кажется, они всегда следовали за ним. Призрачные кони, словно сотканные из белого дыма или пыли, играющей в тонких солнечных лучах. Не было в его жизни воспоминаний, в которых они не маячили невидимыми для окружающих тенями за его спиной.

Среди всех Измененных последнего поколения, он один получил такую способность. С чем это связано? Никто не знал. Как никто не знал и того, почему осенью он чувствует их особенно остро.

Когда листья на деревьях начинают увядать, сменяя яркую зелень на не менее яркую желтизну, его призрачные спутники словно бы становятся ближе. Во времена, когда леса пылают пестрыми цветами, бросаясь из крайности в крайность, сменяя желтый на коричневый, а ветер создает золотые дожди опадающих листьев, он словно бы начинает слышать их шелестящие в этих листопадах голоса, говорящие о тленности всего сущего. Они не зовут его с собой, за край жизни, нет. Они словно бы приоткрывают завесу этого цветного карнавала, показывая то, что скрыто за кричаще яркой мишурой. 

Умирание. Листва и трава умирают, чтобы сохранить жизнь корням, и то, что люди с улыбками зовут запахом осени, на самом деле запах смерти, скрытой за маской золотисто-алых тонов, отвлекающих взгляд. 

Он отвечал, что его это не волнует, и что лошади не должны бы говорить, словно они люди.

И тогда сумрачными вечерами его преследовало их ржание, словно бы они насмехаются над ним и его маской безразличия. Такой же глупой, как попытки не замечать, что смерть слишком близко. Что она смотрит на людей из осыпающихся лепестков последних цветов, из серых утренних туманов, скрывающих мир белесой дымкой и выпускающих на свободу человеческие опасения. 

- Осень - то, что показывает человеку жестокость самой природы. Потребность жертвовать ради жизни, потребность выбирать из двух зол. Она заставляет растения убивать частичку себя, чтобы они могли выжить, чтобы могли вновь расцвести... чтобы снова убить свои цветы. Этот замкнутый круг, овеянный смертью, он никогда не будет прерван. Более того, он не должен быть прерван, ведь таков порядок вещей, на этом построен мир. Посмотри на людей. Их жизнь подобна осени. Они, подобно деревьям, сбрасывающим листья, чтобы пережить зиму, идут на уступки, убивают частички себя. Эмоции ли, чувства или же принципы, они ломают себя, сжигают мешающие им кусочки своего естества, изменяясь и ломаясь в угоду обстоятельствам. Выживают те, кто готов это сделать, у кого хватит силы бороться с самим собой, победить самого себя. Более того, сделать это вовремя, успеть закончить до первых морозов, пробирающихся в самую душу, ищущих слабости и добивающих, если не успел, если замешкался и оставил хоть одну частичку того, что следовало убить, - шептали призраки, неслышно следуя за настоящим, живым конем.

Но сидящий на этом коне измененный молчал. Что он мог сказать им? Возразить? Согласится? Его призрачные спутники, казалось бы, имеющие доступ к самой его душе, не могли понять одного - ему действительно все равно. Он, словно олицетворение описанной призраками осени: красив лицом и статью, идущий вперед, делающий, что нужно. После каждого задания его ставят в пример остальным, хвалят и восхищаются. Но за всем этим скрыта пустота. За красивым видом и кричащими поступками, он мертв внутри.

Пускай не совсем и полностью, пускай где-то в глубине еще временами вспыхивает что-то, похожее на эмоции, как встречается в золоте умирающей листвы зеленый проблеск, но с каждым днем всего этого все меньше. И с каждым годом внешний блеск слетает с него, как слетают сорванные холодным ветром листья, обнажая темные ветви его медленно истлевающей души. Как с приходом ноября туманными клочьями исчезает блеск осени, открывая, наконец, истинный ее лик в мокрых, обнаженных перед ледяными ветрами деревьях, серых лужах, наполненных черной, мертвой листвой, и уже совсем четким запахом умершей ради выживания сердцевины травы, так с течением времени люди начинают все больше замечать, что он словно бы другой. Не такой, как они. 

Их взгляды изменяются, в них нет больше зависти или восхищения. В них настороженность и тревога. Непонимание, страх и презрение. И вот шепот за его спиной обретает реальные истоки. Люди говорят, говорят, говорят... Все еще не понимают, но говорят. 

А он... он просто продолжает идти дальше. Делает то, что от него требуют, ведет себя так, как хотят, чтобы он себя вел. Исполняет приказы, слушает похвалу. Но все реже растягивает губы в подобии улыбки на банкетах, все реже отвечает, когда его зовут вечером с собой выпить или поискать женщин, готовых развлечь уставших от сражений и смерти воинов. Просто все больше не понимает, зачем все это? Зачем играть, надевать маску, чтобы не отличаться от окружающих, чтобы не вызывать у них отторжения. Зачем стараться им понравится, если, в конечном счете, ему уже все равно. Более того, по сути, все равно не только ему, но и им. На самом деле, за всем этим шепотом, за всеми выдумками о том, что это с ним, как за завесой мертвых золотых листьев, скрывается безразличие к нему и его судьбе. Так зачем же играть в эту бессмысленную игру, если в итоге все очень просто. Для них не важен он, а они не важны для него. Ничего не важно в мире, овеянном дыханием смерти. Ничего не важно человеку, чья жизнь лишь видимость, созданная движением и игрой солнечных лучей в пустых глазах цвета золота.