Ошибочный вариант или иллюзия одиночества

Ошибочный вариант или иллюзия одиночества

•    Светлой памяти Антуана де Сент-Экзюпери…
 

1.
У них было несколько вариантов...
На планету Маргариток созвездия Тихий Глас их отнесло солнечным ветром. Потом произошло злоключение.
Они растворились в своём одиночестве и очнулись только после того, как вместо прошлых земных имён к ним прочно пристали числительные – Первый, Второй, Третий, Четвёртый...
Просто числительными они и упали на планету, имени которой не знали. Лишь потому, что прежде она была безымянна в то время, когда ещё существовали их собственные имена. Тогда же присутствовало и ощущение миссии и право что-то решать.
Несколько вариантов одного и того же задания с равным исходам им, звёздным скитальцам, были вроде как на веку написаны, но один исход никто не мог предвидеть. Годы не лишили их памяти, души не распались на части, но они нашли мир, за который заплатили беспамятством...
...Потому что этот мир подарил им любовь, в которой никто не захотел быть вторым. И они поклялись забыть свои пристрастия, а с ними и свои имена, чтобы войти в мир любви безымянными рядовыми, предварительно рассчитавшись на Первый, Второй, Третий, Четвёртый...
...На планете ликовала весна, и бесконечными коврами цвели маргаритки. Они достигали человеческого роста, но не ранили потерпевших аварию (сути которой они так и не поняли) ни единым своим касанием. Казалось, они даже умерили свое дивное благоухание, чтобы не вызвать у инопланетных скитальцев тошнотворного пресыщения.
И только небо гнало мелкие фиолетовые облака, и вчерашние пилигримы всматривалось сквозь них в бездонный колодец неба, пропитанный лучами мудро-ласкового фиолетового солнца. Под этим солнцем всем четверым внезапно показалось, что они смогли бы прожить на этой планете тысячи лет.
...В воздухе пело и звенело простое человеческое счастье, к которому так не трудно было привыкнуть, но от которого так трудно было теперь уйти. И тогда прибывшие – каждый для себя – легко и просто постиг, что во имя достижения этого мира они и скитались в космосе все прежние годы, что во имя этой благодати они отвернулись от имён человеческих, во имя этой любви они прикоснулись изнеможенными телами своими к коврам из маргариток, чтобы пойти цветочными настилами по планете. Прикоснуться к планете, чтобы прирасти к ней, сделать первый осторожный шаг от спасательной капсулы астролёта в трогательно-пленительный мир маргариток и не возвращаться в предбанник космического пространства уже никогда.
У них было несколько вариантов...
Строгих, заданных, предначертанных, почти идеальных... Однако они отступили.
Все четверо в равной степени отстрадали: у каждого из них была в прошлом любовь, и последовавшие затем боль и разлука, вызванные тем, что такое долгое время космических лет земные женщины ожидать не способны. У астропилотов их возлюбленных непременно отнимает простая земная смерть. Она не знакома с ухищрениями преодолевающих эффект парадокса времени – стартовать к звёздам ровесниками провожающих, а возвращаться на Землю её предками. Предками планеты для них уже незнакомой, новой, в чём-то совершенно абсурдной и навсегда теперь безответной. Планеты несносной и несоразмерной бесконечным звёздным мирам.
У них было несколько вариантов...
Великий Космос не принимает равенства паритетов разновеликих. Но они об этом не знали... Или забыли.
Они доверили всей планете свою собственную, казалось бы, совершенно микроскопическую боль, но планета приняла эту боль как адекватную собственной боли. И уже назавтра обретённая Первым, Вторым, Третьим и равным им во всём своём человеческом Четвёртым планета получила стойкий синдром прежде незнакомой болезни…

2.
...Я попал на планету Маргариток случайно. Мой астрокрейсер внезапно дал сбой на всех уровнях сети управления, и мне пришлось дотянуть падающий аппарат до ближайшей планеты, куда он и рухнул.
То, что увидал я, очнувшись после аварии, – это были бесконечные поля маргариток. Первое впечатление впоследствии, как это обычно бывает, не стерлось. Потрясение увиденным, как я полагаю, и стало определяющим всех моих дальнейших действий.
Цветы были прекрасны. Подобные земным крошечным маргариткам, они, казалось, вобрали в себя все самое лучшее своих сестер, однако цвет их был более насыщен и...
Нет, конечно, это были цветы... Да, бархатисто-фиолетовые, порой ярко лиловые. Дело не в цвете и даже не в огромных размерах. Все это не поразило бы меня, жителя Земли.
Солнечный ветер колыхал маргаритки, и их шелест убаюкивал мое измученное падением сознание. Но вот ветер подул сильнее, и в шелест цветов примешался звон. Я приподнялся на локте, чтобы увидеть источник звона, но ничего не увидал. Одни маргаритки, бесконечный ковер маргариток. Внезапно порыв ветра с какой-то странной силой рванул нежные стебли так, что венчики некоторых цветов беспомощно повисли.
Что увидел я в тот короткий миг? Или, спросите лучше, услышал?!
Странная планета... Галлюциногенная планета. Или я не оправился еще от падения?
Все эти мысли роем пронеслись в моей голове, прежде чем я заставил себя адаптировано настроить свои ощущения. Да и я ли сам их «настроил»? Полагаю, подобное заявление было бы все же бахвальством.
Я стал видеть и слышать так, как подобает на этой планете, на этом гигантском поле экспериментов, как я узнал после. Но пока я всего этого не знал. И, возможно, было бы лучше, если бы не знал.
Звон перешел в едва различимый шепот, и с усилением ветра он становился сильнее и разборчивей. Но главное – это то, что я увидел.
В скошенных ветром венчиках я вдруг разглядел упавшие на грудь головки девушек...
Галлюционное, как я думал, превращение разворачивалось по нарастающей. В звоне рождались все более внятные звуки. Из звуков возникали созвучия, и начинали выделяться отдельные голоса – тех, кто ещё не поник столь обреченно-обрезанно изящной и совершенно уже не цветочной головкой. Разговаривали живые – то ли маргаритки, то ли… образы, напоминающие земных женщин...