Осколки моей души

Осколки моей души

Словно слёзы. Забыт восхитительный, радостный смех,
Тонких радуг сплетённые туго цветные косицы…
Поцелуй на прощанье. Упавшая капля с ресницы.
Ты на той стороне, я на этой…. Вдали ото всех…

Светлая печаль

Я сидел и насвистывал популярную песенку, – и солнце светило, и радуга цвела. Всё было, всё было, и любовь была…
Радоваться жизни получалось не особенно убедительно. На самом деле я прокручивал в голове второй или сотый десяток вариантов диалога с Эльзой – девушкой, с которой мы скоро десять лет катаемся на скрипучих эмоциональных качелях.
За это время мы десятки или сотни раз стремительно разлетались в разные стороны и столь же пылко воссоединялись, давая друг другу заверения и клятвы.

Инициатором того и другого состояния неизменно была она, девушка, которую я любил и ненавидел одновременно.
Не удивляйтесь, так бывает. Во всяком случае, я живу в таком ритме, локально конфликтуя с самим собой в затяжном режиме. Преодолеть парадоксальный диссонанс болезненной чувствительности мне никак не удаётся.
Сколько раз давал себе зарок – никогда больше не связываться с Эльзой.
Ага! Кто бы подсказал, как это возможно реализовать в реальности.
Виртуально я рвал с ней неисчислимое число раз, причём делал это убедительно и твёрдо.
Тысячи вариантов сюжетных миниатюр, гениальные сценарии визуализированных до мельчайших деталей диалогов, способных уничтожить что угодно, не говоря о таких хрупких материях как интимные чувства.
Я старался быть глубокомысленным, ироничным и твёрдым, даже записывал особо удачные варианты развития событий в особую тетрадь, которую озаглавил “Shards of my soul”, хотя испытывал стойкую неприязнь к иноземным языкам. Иногда дополнял сценические декорации остроумными деталями, чаще редактировал стилистику, исходя из новых условий бесконечной иронической пикировки и эволюции наших странных отношений.
Каждый раз, когда она возвращалась, делала это легко и непринуждённо, словно мы не расставались вовсе.

Эльза вела себя так буднично и непринуждённо, будто никаких истерических выпадов в отношении меня, конфликтных провокаций, драматических диалогов, провоцирующих очередное тягостное расставание, не было.
Девочка устала, пришла с работы… из магазина, библиотеки. Какая разница, откуда она вернулась. Вот она – перед тобой: живая, здоровая, готовая ради любви на любой подвиг.
Любовь имеет миллион оттенков, столько же разновидностей: страстная, взаимная, безответная, пылкая.

Своим чувствам к Эльзе и её отношения ко мне я не мог найти аналоговых эпитетов. Наша интимная связь была сумбурной, суетливой, противоречивой и непостоянной как Броуновское движение в колбе исследователя.
Мы дрейфовали в локальном, закольцованном пространстве гравитационных волн злосчастной по отношению к обоим судьбы параллельным курсом: болезненно, мучительно сладко сталкивались, после чего старательно зализывали кровоточащие раны, опять слипались в единое целое, поскольку объекты с разными потенциалами притягивают друг друга, предельно эмоционально испытывали глубинное проникновение удивительно аппетитных интимных энергий, тепловой и физический шок от волнующего вторжения в сокровенные пределы, неодолимую власть плавного скольжения в вязкой среде и животворящую силу непристойного, но страстного и трепетного трения.
Долго существовать в однообразных, приедающихся условиях комфортной невесомости Эльза не могла: ей становилось скучно.
Постепенно или вдруг утрачивал силу и интенсивность заряд трогательной сентиментальной привязанности, что приводило к пустяковым, но затяжным необъяснимой природы конфликтам… и как следствие – немедленному унизительно болезненному разрыву.
Моей девушке (довольно спорное утверждение, ибо столь эксцентричная особа никому не может принадлежать: это кошка, которая гуляет сама по себе), необходимы были, как воздух, всё новые и новые волнующие кровь ощущения.
Что-то незримое, но властное настойчиво и нетерпеливо распирало Эльзу изнутри, словно в её чреве зарождался некто Чужой, грызущий плоть, отравляющий мозг разрушительными миазмами.
Её и моя жизнь моментально разлетались на отдельные бесформенные фрагменты, которые немедленно поступали в гигантский миксер, взбивающий в жуткий коктейль случайные события, противоречивые чувства, влечение и нежность, превращающая недавние выразительные эмоции и интенсивные интимные стимулы в вязкий застывающий гель безразличия и вражды.
Мы стремительно теряли друг друга из вида до следующей необъяснимой встречи, избежать которой лично для меня было попросту невозможно.

Эльза была предприимчива, изобретательна, хитроумна.
Кто-то невидимый, но властный, отвинчивал крышку с тюбика, в котором покоился питательный крем, в который превращалась наша любовь при последнем расставании, и начинал щедро намазывать его, на зажившие было душевные раны.
Это было намного больнее, чем стремительный процесс изготовления данной субстанции при очередном примирении: повторное проникновение чувств в истёрзанное страданиями тело требовало наркотического обезболивания.
Эльза просто приходила, чувственно целовала в губы, доверчиво прижималась, ласково смотрела в глаза, – ты скучал, Нечаев? Как ты мог так долго жить без меня. Я, например, чуть не умерла от тоски. Какой же ты…
Она открывала дверь моей квартиры своим ключом, уверенно проходила в комнату, одним движением ловко сбрасывала одежду, – убери эти тряпки в шкаф, я так устала скрывать свои чувства. Ты ведь приготовил ужин, да? Не-е-ет! Ты невыносим. Мы что, будем любить друг друга на голодный желудок!
Что я мог сказать, что сделать, если аромат волшебного во всех отношениях тела как нельзя лучше подходил к замочной скважине моей души. Разве мог я в такие волнующие моменты вспоминать о заранее заготовленных сценариях траурно скорбной прощальной речи?
Нет, нет и нет!
Позже, когда наши бренные телесные оболочки, в щедро сдобренном острыми специями клокочущем бурными эмоциями бульоне неуправляемых страстей, растворённых в обжигающем души кипятке, вновь обретали возможность логически мыслить, можно было попытаться чего-то оценить... но изменить чего-либо было поздно.