Остается только любить

4

И я решилась. Последнее желание обреченного на смерть, пусть оно будет выполнено.

Под немигающим внимательным взглядом черных глаз, обрамленных длинными ресницами, я села на кушетку, касаясь бедром его горячего бока, наклонилась и… почти утонула в своих чувствах. С трудом сдерживая себя, я подула на его подбородок, осторожно провела губами по ямочке на нем, коснулась линии приоткрытого рта, передумала, отстранилась, поглаживая Илью по ключице, а потом… А потом я целовала его упоенно, страстно, напористо, прощаясь и сожалея о том, что произошло. Если бы другие обстоятельства… Другое время… Другое место… То все было бы иначе. Я целовала его, почти впервые оказавшись сверху, и этим поцелуем пыталась сказать ему обо всем. О том, что я сожалею. Боюсь. Люблю.  И снова боюсь и сожалею.

Я, закрыв глаза, целовала его в последний раз, совсем осмелев, запустив одну руку в его разметавшиеся темные волосы, а другую прижав к его груди – к сердцу, и слыша его стук, который заставлял и мое сердце биться быстрее.

- Девочка моя славная, - шептал он, так же неистово целуя меня в ответ. – Ты всегда будешь только моя и ничья больше.

Я всхлипнула.

Перед смертью не надышишься. Я не смогу зацеловать его впрок. Но я навсегда запомню его.

Его движения. Его запах. Его голос.

Его любовь.

- Илья, - почти беззвучно произнесла я – его имя стало для меня мантрой. Мне так хотелось сомкнуть глаза, чтобы тактильные ощущение еще больше обострились, но не позволяла себе этого сделать - я должна видеть его до последнего. Я запомню это на всю оставшуюся жизнь, которая теперь кажется пустой. – Эти полгода… я обо всем забыла, и я правда, правда, тебя…

- Я знаю.

Он прижал меня к себе, продолжая целовать. Я вцепилась пальцами в его плечо, задыхаясь от переизбытка чувств, ощущая все то же головокружение и боясь упасть вниз, сорвавшись с обрыва вниз, к ядовитым клубам белого дыма. Я не падала только потому, что держалась за него, не отпускала не на секунду.

Илья властно провел рукой по моей спине, и я подалась к нему всем телом. Он – мой. Хотя бы эти секунды он – мой.

Очнулась я спустя несколько секунд, когда куб с его энергией вдруг стал трещать, как лед на реке весной. И так же, как и лед, таять, высвобождая языки красно-фиолетового пламени.

Что?!

Его рука на мне?!

Но он же привязан!

Нет, только не это! Нет, нет, нет.

Да.

Почти мгновенно энергия Илья вернулась в его тело. От хрустального куба остались только потоки грязной воды.

Я в каком-то бешеном ужасе дернулась, попыталась вскочить, но Илья ловко перевернул меня на спину, оказавшись надо мной, опираясь на локти и прижимая к кушетке. На его губах играла озорная лучистая улыбка. Он освободился от своих оков, и теперь мог делать все, что хотел.

- Попалась, зайка, - сказал он, звонко чмокая меня в щеку, а потом еще в скулу, в кончик носа, в висок, а я боялась дышать.

- Отпусти меня, - пискнула я едва слышно.

Он меня убьет. Он убьет меня. Нет, так вернее – меня убьет он. Тот, кто еще вчера дарил мне сказку.

Я почти видела, как он делает это. Почти чувствовала боль в шее – он мог одним движением свернуть ее. Не могла дышать – словно он уже душил меня.

-  Нам нужно серьезно поговорить, - заявил Илья.

Я испуганно глянула в его глаза, зрачки которых постепенно сужались.

Не простит, не простит, не простит.

Убьет.

А я его так люблю. Какая же я дура.

Но звать на помощь и кричать я не стала – заслужила это. За предательство всегда полагается страшная кара.

И я готова ее принять. 

- Очень серьезно. Очень. Ты плохо себя вела.

Илья поцеловал меня в шею, вздохнул и поднялся, спрыгнув с кушетки, заставив встать, а после крепко взял за одеревеневшую руку.

Меня почти не держали ноги, коленки тряслись, пальцы дрожали, но я, словно ненормальная, чувствовала необъяснимое удовольствие от того, что Илья был рядом со мной. Мне захотелось, как прежде, прильнуть к его груди, и чтобы он меня обнял, поцеловал в макушку и сказал что-нибудь веселое или успокаивающие.

Однажды я поранила палец ножом – больно и глубоко. Крови было очень много, и не устающий поражаться моему неумелому обращению с простым ножом Илья стоял передо мной, сидящей на диване, на коленях, и перевязывал ранку. Я ныла, что мне больно, а он, как мог, успокаивал меня – в своем стиле.

«Ничего страшного, милая. Скоро пройдет. Больно? От одной боли можно отвлечься другой болью. Так давай, порежься посильнее где-нибудь еще. Руку порежь и перестанешь обращать внимания на пальчик. Ну, чего ты на меня так злобно смотришь? Я тебя сразу предупреждаю, я тебе ничего резать нигде не буду, сама как-нибудь обойдись!».