Останови моих демонов

Bad boy / На третью сотню

Злость - это слабость, страх неоправданных ожиданий.

Только чего он ждёт? На кого он злится?

На себя самого?

Тэми.

На скорости рядом чуть плещется джин, удобно устроившись своей стекляшечкой в отсеке для кофейного стаканчика, пока тачка подо мной рычит, как непослушная девочка, но всё же переходит на третью сотню.

Картинка начинает плыть, будто всё происходящее запечатляют с выдержкой на фотоаппарат моей бывшей, чьи голосовые я как раз сейчас слушаю. Она замуж вышла. Замуж взяла и вышла! Сегодня. И я всё испортил. Сам. Неоднократно.

А на записях - ещё пока моя. Какой месяц, какую ночь слушаю её голос с самых первых отправленных. Скоро вызубрю назубок каждый её вдох и выдох, каждую её запинку, каждый её ропот. Через пару месяцев шесть лет было бы, а толку? Смеётся “сейчас”, говоря мне, чтобы не задерживался на работе… пока смеётся. Из-за меня смеётся. А потом впервые из-за меня заплачет. Мы тогда встречались два года, мне душно стало… потом ещё три "открытых отношений" и полгода после случившегося наконец фаталити. Только на этих войсах она ещё здесь. Ещё со мной. И моя ещё.

Теперь уже нет.

Куда я еду сейчас? Ради чего? Ради чего мне в тот город, а? Чтобы что? Чтобы ту дрянь найти? Я даже не помню, как она выглядит. Сколько их было? Где я буду её искать? Если только будить этой ночью невесту Дамира, с которой та дурочка типа дружила.. Шайтан её знает, как их обеих зовут… Не запоминаю. Туго с именами всегда было. Особенно на всяких, с которыми только сегешь*.

И ради чего? Ради того, чтобы ещё раз поиметь эту ночную барби? Назло кому вообще? Алике? Да ей всё равно уже. Самому себе? Мог просто найти эту куколку среди километров переписок с другими и поманить пальцем, вспомнив дату дня рождения друга.

Это же там было? На его двадцатишестилетии? Тогда я всё испортил? Сам всё организовал - сам всё испортил - ммм, какой самостоятельный мальчик! Или раньше? Раньше. Намного раньше. Но моя девочка же ждала, терпела. Дотерпела? Доревела? Отец до сих пор говорит, что я плохо её воспитывал.

Плохо… её… воспитывал… Надо было так, как он маму. Жестче, чтобы боялась. Во сколько лет он открыл мне эту истину? В девять, когда я, мальчишка, подумал вступиться за неё? Глупый выродок.

Мотаю головой, на миг потеряв контроль.

Дело - продажная дрянь. И на панели мерцает красным индикатор DSC**, намекая, что мне стоит понять уже - в этом дешевом феврале, в этой слякоти, проморозившейся в колею, у моей тачки отключилась устойчивость. И любая потеря сцепления с дорогой может отшвырнуть две тонны в кювет.

Звучит неплохо - ибо "привет, новые ощущения".

Скорость не сбавляю, пролетая метры за миллисекунды. Это нормально.

Я горю. Злюсь и вцепляюсь в руль, сдавливая костяшки так, что алькантара думает чуть шипеть. Будто от боли, да. Будто надо было воспитывать лучше, как любую женщину.

Как же быстро-то она! Чуть больше месяца прошло с нового года, который Аленька встретила с ещё одним другом её брата. И жаль, это не я был. На меня злилась, глупая. С ним сошлась, глупенькая. Я же вроде старался, хотел вернуть, маленькую. Хотел? Чего я хотел вообще? Вспылил только, как узнал… Руку поднял.... Отец бы сказал - мало. Может, прав. Да что вернёшь-то, а?

“Аленька”… Имя как ручеёк журчит. А я плавать никогда не умел, чтобы с ней справиться.

Тело напрягается, наполняясь ещё большей яростью. Я выжимаю педаль до конца, чуть прищуриваясь и вальсируя в минимальных поворотах. Дорога же по прямой, да? Даже не помню уже.

Дальний вдруг чуть подсвечивает едва заметную консервную банку, замершую прямо на полосе. Ан нет, та всё же движется и въезжает на доисторический мост, у края которого стоит знак, запрещающий обгон.

Ещё пара секунд, и я сравняюсь с ней. И хозяин этого русского автопрома точно приметил меня, чуть отодвинувшись к самому краю полосы. Там река? Здесь вообще были реки? Широкая какая… я заблудился? Не было же ни одной. Вроде.

Сглатываю, чуть поворачивая руль влево. Моя девочка тут же сходит с колеи, дёрнувшись и уходя на встречку. Ещё пару секунд…

Зачем-то поворачиваю голову, сравнявшись с едва ползущей машиной. Замечаю женские ладошки, вцепившиеся в тряпичный руль. Трусиха. Выруливаю обратно прямо перед её носом, перепрыгивая через наледь, но…

Не успеваю вывернуть - морда взмывает, прошибая днищем невысокую шайтанову ограду. На инстинктах задерживаю дыхание и вжимаюсь в ломающееся кресло, когда машина окончательно теряет контроль и на один крошечный миг замирает, ещё цепляясь задними за что-то последнее - жесткое.

Сердце впервые за эти сутки успевает дёрнуться, пока взгляд ещё фиксирует бесконечность, резко рванувшую, как на качелях.

Морда кренится и в этот последний толчок я закрываю глаза, чуть усмехнувшись, когда эти две тонны соскальзывают вниз. Свечкой. Раз.

Пробиваю лёд. Два. Срабатывает подушка. Три. Рывок, задавивший мне лёгкие и срикошетивший мною же обратно.

Бэха чуть погружается под воду, но тут же взмывает, будто ещё пытаясь зацепиться за расколовшиеся льдины, царапающие идеальные слои серой краски.