Остаться нельзя вернуться

Пролог

Свежий снег приятно поскрипывал под подошвами моих сапог этим утром. Бодрым шагом или, можно даже сказать, легким бегом я спешила на тридцать первый троллейбус, который должен был довезти меня до ближайшей станции метро. План на день был прост и сложен одновременно: мне нужно было успеть побывать в куче мест, привести перед каникулами съемную квартиру в порядок, а затем оказаться в аэропорту, чтобы улететь домой.

И почему я решила не спать предыдущую ночь, а посвятить её чтению подростковой книжки, больше похожей на сказку? История, в целом, мне понравилась, но вот организм за неё благодарен не был. Аритмия, тошнота, головокружение. Хотя для меня в последний месяц эти симптомы уже не были чем-то новым. Досрочная сессия на медицинском факультете МГУ давала о себе знать. Ну и что, что училась я на фармаколога, легче от этого сдавать зачёты и экзамены не становилось ни на грамм. А мама поставила условие: или я закрываю всеми правдами и неправдами сессию в декабре, чтобы вечером тридцатого числа оказаться на борту самолёта, или о каникулах в родном городе можно забыть. А ведь там была бабуля, милая старушка за восемьдесят, мама моего отца, который умер, когда мне было семь. И здоровье бабушки оставляло желать лучшего. Честно говоря, каждый раз за последние три года, отправляясь на учёбу в Москву, я прощалась с ней как в последний.

Именно бабушка Валя была тем человеком в моей жизни, который принимал меня со всеми, как принято говорить, тараканами. С детскими горестями-печалестями, с подростковыми проблемами «мирового масштаба». Она удивительным образом сочетала в себе твёрдость характера и покорность жизненным обстоятельствам. Наверное, это было отличительной чертой всего поколения, заставшего войну в сознательном возрасте.

Так или иначе, домой я хотела попасть. Несмотря на ссору с мамой, затянувшуюся вот уже на два месяца с лишним, аккурат с моего дня рождения седьмого октября. Именно после того дня младший брат написал мне, что «мать лютует, все твои книги на помойке». Книги, кстати, были не моими, а отца, обожавшего классическую литературу.

Так что на вопрос «почему я потратила ночь на книжку», я могла ответить легко. Дома меня ждала «Фармакология и токсикология» и ещё, наверное, Атлас анатомии Синельникова. И никакой художественной литературы.

Да и книжка выполнила главную свою функцию: помогла отвлечься и подарила заслуженный отдых. И пусть история была наивной, как и героиня, а герой с необъяснимыми, как сначала казалось, перепадами настроения напоминал моего бывшего парня, дыхание перехватывало, а… Нет, все-таки дыхание перехватывало не от накопившегося стресса и усталости, а от романтичных моментов. Наверняка надпочечники у Гвендолин и Гидеона (именно такие имена были у главной парочки) трудились на износ, вырабатывая адреналин, и в нормальном состоянии эти двое вели бы себя по-другому, все равно романчик оказался милым. А абсолютное совпадение моей даты рождения и Гвендолин было приятным неизвестно почему, но улыбнуться заставило.

И блокируя телефон в семь утра с надеждой поспать хотя бы пару часов, я улыбалась, несмотря на свои двадцать лет. В конце-то концов, я сама ещё в июне была такой же наивной дурочкой, подобной Гвен, только еще хуже, обнаружив после полутора лет отношений в своей съёмной квартире Антона с какой-то полуголой девицей. Вот уж тогда я, рыдая с бутылкой вина в руке и прихлебывая прямо из горлышка, жалуясь подруге Саньке, неоднократно использовала известную рифму к его имени.

Наверное, именно поэтому в конце «Рубиновой книги» я чуть не на всю квартиру возмущалась поведению главной героини. Ну как можно было поверить Гидеону на второй же день, что она особенная для него, когда они даже и не общались-то толком? Поэтому в конце «Сапфировой книги» удивлена я не была вовсе, приговаривая «все мужики — козлы, деточка». Но цинизм во мне, видимо, не восторжествовал до конца, потому что к финалу «Изумрудной» я растеклась розовой лужицей. М-да, Настя, теряешь хватку. Ну да ладно, утрачивать веру в мужчин просто из-за того, что один представитель… Да ну его!

Больше меня в трилогии задел вопрос отцов и детей, и вообще родственных связей. Странные семьи, странные отношения. Может, и Сен-Жермен стал злодеем только потому, что родился бастардом? И неужели у Гидеона обязательно должна была быть мама, которой интересны только магазины и рестораны, и богатенький отчим? Хотя, с другой стороны, ему в этом случае было проще понять страдания Гвендолин, когда открылась вся правда с Люси и Полом.

И все утро, принимая контрастный душ и давясь крепким кофе, я размышляла о книге, где самым жирным вопросом было наличие призрака Джеймса Пимпельботтома. Если ему сделали прививку от оспы, Гвендолин его и вовсе не должна была знать, ведь он не умер бы тогда в 1783-м! Допустим, это сказка, в которой нарушаются собственные законы ради спасения «школьного друга», который еще и помог подготовиться к приемам в XVIII веке, но спасти того же Роберта, сына доктора Уайта, было бы гораздо логичнее. Да и справедливее, на мой взгляд. Зачем мальчик вообще там был нужен? Чтобы проникнуться жалостью к «Блэкджеку»?

Мысли о светловолосом мальчике-утопленнике не отпускали меня даже сейчас, когда я решила срезать путь к остановке между гаражами. На троллейбус опаздывать не хотелось, следующего пришлось бы ждать двадцать минут. Воскресенье, как-никак. А поездка на маршрутке не прельщала от слова «совсем». В кармане запиликал телефон. Как оказалось, пришло сообщение от Саши.

«Подруга, я тебе точно нужна сегодня? Нарисовались неожиданные планы»

Пока в моей голове сама собой разворачивалась тирада, а пальцы начали печатать «Я не справлюсь без тебя. Голова забита не тем, а без нормального подарка маму не задобрить», на экране всплыло еще одно сообщение. На этот раз от брата.