Остроконечная шляпа

Глава первая – Чувства и артефакты

Не знаю, как долго я спала в этот раз, но постоянные отключки стали порядком напрягать. С одной стороны, я понимала, почему Тер предпочёл лишить меня сознания – боль. Находясь в магическом забытье, наказание артефакта обошло меня стороной.

- Кирочка! – воскликнула мама, видимо всё это время держащая меня за руку. – Как ты, доченька?

Вместо ответа, у меня вырвалось сипение и хрип. Кажется, даже находясь без сознания, я кричала. В горло словно колотого стекла насыпали, и даже попытка сглотнуть вязкую слюну, отозвалась болью. Если учесть бледный вид мамы, им в последние несколько часов было хуже, чем мне. Я, в отличии от них, ничего с момента возвращения в МАМ не помнила.

Стоило мне немного прийти в себя, как чёртовы артефакты решили напомнить о себе, словно я могла о них забыть хоть на минуту. Не знаю, чем сейчас занят мой «муж» и Тер, но проклятая железка явно настаивала, чтобы я собрала себя в кучу, и направилась помогать «своей половинке». Именно такие ощущение сейчас приходили от артефакта, явно переживавшего за сохранность своего хозяина.

Неудивительно, что брачный артефакт высшего вампира обладал зачатками сознания. Обычно такие вещи передавались через поколения, и за века службы одной семье и при постоянном контакте с живыми, рано или поздно, становились несколько больше, чем просто вещами. Как собаки, они были бесконечно преданы своим хозяевам, и порой совершали невозможное, переходящее границы их могущества, ради спасения своих подопечных.

После того, как я утолила жажду маминым фирменным чаем, успокоившим горло, жизнь начала потихоньку налаживаться. «Ворчание» артефакта было вполне терпимым, и я предпочла игнорировать вредную железку, нежели идти у неё на поводу. Тем более, я сомневаюсь, что эта навязанная мне гадость, посоветует что-то полезное для меня и для тех, кто мне близок. Будь у меня целью «гармоничный союз» между мной и вампирюгой, имя которого я до сих пор не знала, то я бы тоже отправила меня спасать этого гада.

И вредным браслетам плевать, что я к этому гаду ничего не испытываю, а самим артефактом он наградил меня против моей воли. Ну и как дополнительный бонус, замуж, а тем более за своего тюремщика и похитителя, я точно не собиралась.

Родители не отходили от меня, постоянно расспрашивая о случившемся, и всё пытаясь меня накормить. Когда мне выдали третью пиалу куриного супа за два часа, я поняла, что ещё ложка, и это варево польётся у меня из ушей. Как и всегда, мамин суп был изумителен, но в меня просто больше не лезло.

- Ну ещё хоть немного? Я так старалась, - попыталась надавить на жалость маман, когда я наотрез отказалась есть. – Ты такая бледная, и исхудала вся.

Если учесть, что всё это время, я боролась с желанием закричать в голос от медленно нарастающей боли, то неудивительно, что я бледная. Да и несколько дней в заточении, без доступа к дневному свету, не могли пойти мне на пользу. Как и потеря крови, когда некоторые мной питались.

- Мам, я правда больше не хочу, - я сделала жалобный вид, пытаясь надавить на жалость. – Можно я просто почитаю, раз вы меня из кровати не выпускаете?

Из постели меня действительно не выпускали. Единственное, что мне позволили, это снять мужскую рубашку, и переодеться в одну из моих чистых пижам. Всё остальное, и даже чтение, оказалось под запретом. Ба с дедушкой тоже были здесь. И если дед участвовал в разговоре, рассказывал смешные истории из своей молодости, то ба сидела тихо, словно приведение. Что было ей совсем несвойственно.

За то время, что меня не было, она здорово постарела, и всё в её фигуре говорило об огромном грузе, что она сейчас несла на себе. Признаюсь честно, мне было больно видеть её такой, а потому кажется пришло время поговорить откровенно.

- Народ, - обратилась я к своим, - а можно мы с ба немного поговорим, - и заметив, как вскинулась мама, добавила, - наедине.

- Кир, я не думаю, что это самая хорошая идея, - сказал папа, но мысль заканчивать не стал, встретившись со мной взглядами.

Этого хватило, чтобы он взял маму за руку, кивнул деду, и повёл упирающуюся маму к двери, а потом и за неё. Всё это время, ба сидела тихо, опасливо смотря на меня.

- Чего с ума сходим? – прямо спросила я, поскольку в лабиринте, что построили её тараканы я ориентироваться на ощупь отказывалась.

Проще спросить в лоб, и тогда идти на звук. Может куда и приду, если тараканы надо мной смилостивятся.

- Это я виновата, что тебя похитили, - ещё больше сгорбилась она. – Не устрой я тогда сцену, ты бы никуда не пошла, а осталась у нас. Ну или я бы с тобой пошла, - продолжала показательное самобичевание она. – Если бы я…

- Если бы ты пошла со мной, то может меня бы и не похитили, - прекратила я поток самобичевания. – А может, тебя бы убили, и всё равно забрали меня. Смысл есть себе мозги чайной ложечкой, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным?

- Ты… ты не злишься? – кажется, не веря моим словам, спросила она.

- Я злилась на тебя за то, что ты хотела выдать меня замуж за Андрея, - честно призналась я. – И за то, что отказываешься признать, что давно устала от ответственности, что ты несёшь за нашу семью, и за то, что никогда не просишь помощи, когда в ней нуждаешься.

Последние несколько месяцев сильно изменили то, как я смотрю на мир. Живя на Земле, я привыкла подчиняться старшим, но в МАМ всё изменилось. Я сама отвечала за свои действия, и только мне приходилось расхлёбывать последствия собственной дурости. Иногда выходило хорошо, иногда не очень. Собственно, моё похищение – моя вина.

Это я позволила Теру подобраться слишком близко, и даже больше, это я сделала всё, чтобы он был мне обязан. Пусть не из корыстных побуждений, но мне было приятно, что кто-то столь сильный и не обделённый властью, мне чем-то обязан. Это я влезла по уши туда, где мне было не место. А ведь могла просто вытащить своих родных, отстранившись от расследования. Но нет, мне приспичило быть одной из спасающих, и я почти двое суток носилась по России вместе с Тером, хотя он вполне мог справится и сам. Другие же отряды не потерялись. В некотором смысле, ему бы так было даже лучше. Не будь меня рядом, сомневаюсь, что он довёл бы себя до истощения, не желая показаться слабее сопливого зельевара.