Остуда

Глава I

  Анна, захлебываясь рыданиями, бежала по зимнему лесу. Слезы застилали глаза, а сердце разрывалось от боли. После увиденного этим утром в комнате Владимира жить не хотелось. Перед мысленным взглядом то и дело возникала красавица полячка, бесстыдно прильнувшая к спящему барону. Самодовольная улыбка делала ее похожей на кошку, налакавшуюся сливок, она уже чувствовала себя здесь хозяйкой, маленькой повелительницей, которой будут подчиняться все и всё.   

Не в силах более смотреть на удачливую соперницу, Анна захлопнула дверь спальни и, кое-как накинув на себя салоп, бросилась вон из дома. Ей хотелось уйти как можно дальше отсюда, чтобы никогда больше не видеть человека, с такой легкостью предавшего их любовь.

  Перед глазами мелькали деревья, ветки, покрытые инеем, а девушка все бежала и бежала, пока не почувствовала, что не может больше сделать ни шагу, туго затянутый корсет не позволял свободно вздохнуть, голова кружилась, и Анне поневоле пришлось остановиться. Отдышавшись, она пришла в себя, огляделась вокруг, пытаясь понять, как далеко убежала, и к своему удивлению поняла – бесконечный, как ей показалось, путь привел ее к разоренному поместью Забалуева, где еще совсем недавно она вместе с Владимиром и Михаилом спасалась в цыганском таборе.

  Цыгане по-прежнему находились здесь: до нее доносился запах дыма и гомон множества голосов. И пусть Анна опасалась этих таинственных бродяг с детства, сейчас их общество ей было милее, чем Владимир с его польской пассией. Она побудет здесь совсем немного: отдышится, обогреется, а дальше как Бог даст.

  Выйдя из леса на поляну, покрытую искрящимся на солнце снегом, девушка немного постояла, потом нерешительно двинулась к табору. Первой, кто повстречался ей на пути, была та самая Рада, которая, ревнуя к ней Михаила, была отнюдь неласкова с беглянкой, хотя и помогала прятаться от Модестовича. Анна понимала – она это делала не из сочувствия к ней, девушка старалась только ради князя, вот почему сейчас она не ждала от молодой цыганки доброго отношения к себе. Но все вышло совсем иначе.

  Едва заметив бледную заплаканную барышню, Рада подошла к ней и спросила:

  - Что у тебя случилось, красавица? От какой беды прибежала к нам?

  - Ничего со мной не случилось, – Анна старалась говорить спокойно, – замерзла только, обогреться бы. - Э, яхонтовая, цыганку не обманешь,

  – Рада сверкнула глазами, – вижу – плохо тебе. Пойдем, отведу тебя к старой Азе, мудрее ее трудно отыскать, глядишь – сможет она тебе помочь, если не делом, так советом.

  Сказав так, Рада схватила девушку за руку и повела к одной из кибиток, стоявших неподалеку. Откинув цветастый полог, спутница слегка подтолкнула Анну вперед, и та увидела старую цыганку, сидевшую в дальнем углу. Попыхивая длинной трубкой, она выпускала изо рта клубы дыма, с философским спокойствием наблюдая за тем, как они расплываются в воздухе, а ее руки перебирали старые затертые карты, которые ворохом лежали перед ней.

  Воспитаннице старого барона никогда еще не приходилось видеть таких: намного больше привычных, имеющихся в каждом доме, они были покрыты странными рисунками и предназначались явно не для игры.

  Завидев вошедших, Аза уставилась на них пронзительным взглядом и скрипуче спросила: - Кого ты привела сюда?

  - Вот, мами, (бабушка) барышня к тебе пожаловала, – Рада говорила с большой почтительностью. – Беда у нее приключилась. Может, ты сумеешь ей помочь?

  - Я от беды не спасаю, – старуха вновь выпустила клуб дыма, – с бедой сам человек должен справиться.

  - Мне, пожалуй, пора, – Анна повернулась к выходу. Она уже поставила ногу на ступеньку кибитки, когда старуха негромко сказала: - Вернись. Вижу – в самом деле душа твоя страдает.

  Девушка нехотя шагнула назад и, повинуясь указующему персту цыганки, села напротив нее. Взяв в руки карты, Аза ловко перетасовала их, потом протянув колоду Анне сказала:

  - Вытяни левой рукой три карты. Не раздумывая, девушка взяла три куска плотной бумаги и протянула их гадалке. Разложив их, цыганка какое-то время рассматривала непонятные изображения, потом покачала головой: - Обман в твоей жизни, красавица, он и мучает тебя. Только не торопись, время нужно, чтобы во всем разобраться. Если решать сгоряча, то между тобой и твоим мужчиной встанет Башня.

  - Башня? – удивилась девушка. - Это помеха, которую не преодолеть, – старуха ткнула пальцем в одну из карт, и Анна вновь вспомнила торжествующую улыбку Калиновской. Вот оно, это препятствие, с титулом, с деньгами, родословной. Где уж бывшей крепостной тягаться с нею! Либо всю жизнь страдать, глядя на семейное счастье любимого с другой, либо…

  - Скажи, бабушка, - повернулась она к цыганке, – можешь ты меня от любви избавить? - Таро говорят – ждать надо, – тихо сказала за ее спиной Рада.

  - Нечего мне уже ждать! – расплакалась Анна. – Появилась эта Башня в моей судьбе и ничем ее не разрушить! Измучила меня эта любовь, душу вынула, сердце перевернула! Прошу, избавьте меня от нее, если можете!

  - Расклад только предупреждает, – сурово отрезала Аза. – Ты не можешь знать, есть эта Башня в твоей жизни или только появится, но Колесница советует не спешить.

  - Я не спешу, – Анна вытерла слезы, – просто не желаю больше страдать. Хочу покоя, и пусть не будет счастья, зато жить стану без страданий.

  - Помочь тебе можно, – старуха задумчиво смотрела на девушку. – Только помни – избавившись от любви, ты опустошишь свое сердце, и оно больше никогда не испытает настоящей радости.

  - Лучше так, чем каждый день оно будет разрываться от горя, – Анна упрямо стояла на своем. - Что же, это твой выбор,

  – Аза пожала плечами, – я тебя предупредила. Теперь мне нужна вещь, с которой связаны и ты, и твой мужчина.

  Девушка задумалась, потом сняла с шеи медальон из двух сердечек, соединенных между собой специальным механизмом.

  Двенадцать лет назад Иван Иванович заказал миниатюрные портреты «своих детей», потом для них был изготовлен специальный медальон в виде двух сердечек, которые при желании можно было носить вместе или раздельно.