От тебя до меня два шага (хоу/жкусланд)

От тебя до меня два шага (хоу/жкусланд)

У них не идеальные отношения: Натаниэль никогда не подарит цветов, не скажет комплимент и не даст по шее разошедшемуся Андерсу, решившему в очередной раз неудачно пошутить. Но он всегда принесёт позабытый в ворохе неотложных дел ужин, просидит с Элиссой, обнимая и баюкая, до рассвета, когда умершие тенями придут в мучительные сны женщины, и стрелой сразит врага, незаметно подбирающегося со спины. Кусланд же, за год странствий по Ферелдену, подзабывшая, как по-человечески сказать «спасибо», перероет всю Башню, но отыщет самые памятные вещи, чудом уцелевшие в погроме. Страж-командор, вновь мучаясь бессонницей, иногда разглядывает спящего мужчину, даже во сне не откатывающегося на другой край кровати, думает, что забрала у Рендона самое ценное: сына. Как плату за всё совершённое им. 

Алистер Тейрин, забывший предупредить о своём монаршем визите, находит Стража-командора на стрельбище, вместе с одним из недавно посвящённых орденцев. И то, как слаженно они движутся, как мужчина со смутно знакомым лицом кладёт руки на плечи Элиссы, как она доверчиво опирается спиной об его грудь говорит больше, чем любые слова. Король отбывает в Денерим через считанные минуты. И в следующий раз в Башню Бдения он приезжает лишь тогда, когда атака порождений тьмы на Амарантайн успешно отбита, а сам город и форпост Стражей латает не смертельные, но чувствительные раны.

В зале Совета шумно, как и всегда при обсуждении насущных дел страны. Алистер едва заметно морщится: пошёл третий час, как знать лишь орёт друг на друга, а голосование так и не начато. На вопросе дня помощь Киркволлу, пострадавшему от нападения кунари. Аристократы на разные голоса вопят о целесообразности-нецелесообразности вмешательства Ферелдена во внутреннюю политику Вольной Марки.

– Ти-хо! – рявкает, поднимаясь со своего кресла, светловолосая женщина. Голоса спорщиков стихают уже через мгновения, хватает пары секунд зрительного контакта с недавно прибывшей эрлессой Амарантайна. Кое-кто из присутствующих помнит её ещё со дня сражения за Денерим: в крови с ног до головы, с полуразрубленным щитом в одной руке и обнажённым, перепачканным в чём-то черном, мече. Кусланд боятся, практически боготворят или не переносят на дух. Но нет людей, незнакомых с её подвигами. С таким человеком не больно-то посамовольничаешь: характером девица в родителей пошла, а удар, знамо дело, Брайс ставил. Да и стоящий чуть позади Фергюс – хитрый лис, держащий половину ферелденской аристократии за яйца, скалится так довольно-довольно, что невольно затаишься.

– Вам напомнить, кто прислал первые обозы с продовольствием для Денерима? Чьи рабочие и мастера помогали восстанавливать город? Вольная Марка поддержала нас в час беды, так почему мы, славные сыны и дочери Ферелдена, отворачиваемся от них ныне?

Эрлесса говорит – и зал зачарованно слушает. Мягкий укор действует лучше всяких угроз и требований: постепенно все соглашаются с необходимостью отправить продовольствие, одежду и несколько отрядов храмовников для восстановления порядка в Киркволле. А чтобы корабли добрались до места в целостности и сохранности, сопровождать будет их Страж-командор со своими людьми.

Кусланд устало оседает в кресле, но внутренне торжествует. В Вольной Марке у неё есть и собственная цель.

Оплеуха выходит такой сильной, что голова дёргается в сторону. «Синяк будет», – отстранённо прикидывает мужчина, даже не пытаясь уклониться от следующего удара. Но его всё нет. Вместо – прижавшаяся, дрожащая женщина, почти скулящая:

– Я думала, тебя потеряла!...

Хоу не умеет утешать. Совершенно. Только заявляет:

– Меня не убил ни Мор, ни Посвящение. Неужели, считаешь, что прикончит парочка порождений тьмы?

Поиски лекарства от скверны растянутся на годы. Но они не остановятся на найденных смутных намёках, слухах и нелепых гипотезах. Выжив однажды, больше не сдашься на милость судьбы. Нет, будешь выгрызать у неё каждый час, каждое мгновение. И когда-нибудь поиски завершатся успехом. Цель понятна, пока в сны не начнёт прокрадываться чужой, соблазнительный шёпоток, а небеса не разверзнутся над головами. Только и в неразберихе новой войны неизменным останется умением доверять (и верить) друг другу.