Отказаться от благодати

Глава 1. Прелюдия

Отца я всегда любила больше, чем маму. 

Нет, ее я любила тоже и восхищалась женственностью, красотой, даром, которым наделили ее боги. Ведь что может быть лучше, чем умение лечить? Мама спасала жизни тем, кто, казалось, уже не сможет выжить. Вливала кен им в вены, и они выздоравливали. В ней спала кровь Первых, и сильнее целительницы не видел мир. 

Она была сильной и красивой, ласковой, кроткой. И чудесной, но... 

В глазах отца всегда горел огонь. Этот огонь, казалось, зажигал меня изнутри. С ним рядом все было ярче, гуще, насыщеннее, и мир расцветал. Хотелось смеяться, действовать, жить. Оттого каждый вечер, когда папа отрывался от дел, чтобы почитать нам на ночь, был для меня праздником. 

Я любила такие вечера. 

Мы с Эриком задергивали шторы. Зажигали свечи, и пламя извивалось в стеклянных подсвечниках, будто стараясь вырваться за их стенки. Знаю, можно было включить лампы — на стенах висели массивные кованые бра. Из них лился мягкий теплый свет, разливая желтые лужи по полу, очерчивая полукругами стены. Однако свечи я любила больше. Я вообще любила все, что имело налет древности, и папа шутил, что во мне говорит древняя кровь. 

Мы ложились в постели, и я натягивала одеяло под самый подбородок. Папа садился в изножье кровати. Открывал тексты древних летописей – не тех, старых, к ветхим страницам которых было страшно прикоснуться, а современных, отцифрованных, переведенных в единицы и нули, загнанных в тесные рамки офисных программ, а затем распечатанных на принтере. 

Отец окидывал нас лукавым взглядом и начинал читать. Мы погружались в истории, где действительность тесно переплеталась с мифами, где существующие на самом деле люди, прославившие свой род и удостоенные быть увековеченными в памяти потомков, соседствовали с выдуманными персонажами сказок и легенд. 

Самую важную легенду отец рассказывал нам чаще всего, так как в ней говорилось об истоках полученной нами силы, о происхождении каждого хищного на земле.  

Один из таких вечеров я помнила особенно четко. Была зима, где-то конец января, и метель разгулялась не на шутку. Небо плевалось мокрой снежной крошкой, она билась в окна и слезами сползала по стеклу. Едва слышно гудел ветер в трубах, отчего казалось, что старый дом стонет от подступившей к нему зимы. Я лежала в кровати и смотрела в темный провал окна, жмурясь от ощущения тепла и уюта. 

Отец сидел на моей кровати, а Эрик улегся на полу у его ног, примостив под затылок подушку. Когда он, наконец, перестал вертеться, папа таинственно улыбнулся и начал свой рассказ. 

– Это случилось несколько тысяч лет назад в Скандинавии, в одном из племен германцев. Оно было небольшим — это племя. Во всяком случае, так писали в летописях. Был в племени сильный и ловкий воин, и звали его Херсир.  

– Сильнейший из всех? – перебил Эрик, и мне захотелось его стукнуть – казалось, он разрушает волшебство момента своими глупыми вопросами. Неужели и так не понятно, что сильнейший? Разве иной мог бы создать наш вид? 

– Теперь уж и не узнать, – терпеливо отвечал отец. – Но думаю, он был лучшим, ведь вождь сделал его правой рукой. А у каждого выдающегося воина имеются завистники. И дама сердца. 

Отец говорил, и голос его – тихий, мягкий – убаюкивал. Мне представлялись густые скандинавские леса. Озера с кристально-чистой водой. Мягкий ковер мха, устлавший землю. Гладкий мех шкур убитых животных. Запах костра и жареного мяса. Хижины… Почему-то казалось, племена в то время жили именно в хижинах. 

– Ее звали Лив, – врывался в сознание голос папы. – Поговаривали, она была не похожа на остальных женщин племени – широкобедрых и светловолосых. Тонкая кость, смуглая кожа, темные глаза. По-своему Лив была красива, наверное. Во всяком случае, Херсир… 

– Влюбился! – воскликнул Эрик, и мне почудилось в его голосе осуждение. 

– Так бывает, – усмехнулся отец. – Женщины кружат головы мужчинам, необычные женщины кружат еще сильнее. Многим нравилась Лив. Например, Гарди. 

– Ясновидцу?  

Я шикнула на Эрика, желая, чтобы он замолчал. Не было ничего приятнее, чем слушать папин голос перед сном, а Эрик всегда норовил поспорить и отстоять свою точку зрения. Частенько его споры с другими мальчиками заканчивались потасовками, но брата никогда за них не ругали. Воин должен быть сильным и уметь за себя постоять.  

– Тогда Гарди еще не стал ясновидцем, – отвечал отец. – Но ради Лив он готов был рискнуть всем. Хотя у него не так много и было… 

Худоба. Слабое зрение. А еще хижина на отшибе – не особо много богатств, чтобы предложить девушке. Хилый и робкий, Гарди ничем не выделялся среди своих, старался держаться в стороне и довольствовался малым. Естественно, ему было тяжело завоевать девушку. Тем более – соревноваться в этом с таким воином, как Херсир. 

– Гарди пошел на Гору Молитв. Принес жертву богам и попросил у них особый дар. Нет, он не хотел силы и ловкости, отщепенец своего времени, Гарди презирал животные инстинкты. Он просил о иных способностях.  Предвидеть, где появится зверь, чтобы расставить силки. Предсказывать непогоду. Предупреждать о набегах врагов. Боги услышали, и Гарди стал ясновидцем. 

Согласно легенде, один из богов раскрыл Гарди живот и, намотав кишки на палец, создал жилу — средоточие его дара. В жиле рождался кен, который, растекаясь телу, позволял Гарди справляться с видениями, отделять прошлое от будущего, а вымысел от правды. 

– Херсиру не понравился дар Гарди, – проникновенно продолжал рассказ отец, и я терла глаза, стараясь не уснуть и дослушать легенду до конца. Я слышала ее сотни раз, но каждый раз она звучала по-новому, наполняясь подробностями. Папа был прекрасным рассказчиком. – У Гарди появилась власть и уважение старейшин. Воина это злило. Но Лив прознала о том, как именно Гарди получил силу, и рассказала Херсиру.