Откровения Судного дня

Откровения Судного дня

Мало кто был рад нынешнему Рождеству, ведь сокровенный праздник ознаменовал приход 1000 года – того самого, что вселял страх в сердца людей. Того, о котором вещали безумцы на рыночных площадях, брызжа слюной и выкрикивая фразы из «Апокалипсиса»: «И вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть» либо «И рассвирепели язычники; и пришёл гнев Твой и время судить мёртвых и дать возмездие рабам Твоим…» Как видно, цитировали безумцы только самые животрепещущие отрывки, чтобы привлечь больше слушателей и, соответственно, получить больше еды.

Однако повторюсь: пришедший 1000 год вселял страх в сердца людей, будь то хоть добрый монах аль весёлая блудница. И прямо сейчас, сжимая в руках молитвенник, ворочался в кровати король франков, аквитанцев да бургуднцев – Ричард, прозванный Благочестивым. Предзнаменования, предшественники земного царства Иисуса Христа, вставали перед его глазами, не давали спать, озаряя ночную тьму. Ох, сколько же их было за последние десять лет… Всё началось с солнечного затмения и кометы цвета крови, неделями пронзающей небеса. Позже в Лимож пришла чума, чтобы унести жизни сотен невинных. За ней стремилась погубить человечество сама природа. Весной она иссушала плодородные земли, чтобы осенью затопить, превратить в болота. Да чего уж там – в соседних герцогствах Священной Римской Империи голод вынуждал людей есть нечистых животных и ящериц, травиться мукой, смешанной с белой глиной. Белолицые, цве́та той же глины, трупы со вздутыми животами заполонили дороги. Наиболее свежих мертвецов пожирали их собственные родственники!

Ричард содрогнулся в отвращении, крепче сжал молитвенник.

Все эти предзнаменования не оставили равнодушными сильных мира сего. Посыпались деньги, выделенные на постройку многочисленных храмов. И, как ни странно, получались строения чуть более вытянутыми, чем до этого, чуть более жуткими и величественными, как будто настроение человечества отразилось в их облике, что в будущем назовут готическим. В итоге, мир облачился в белые одеяния – так много было этих храмов, будто грибов после дождя. Но всё бессмысленно. От Лимузена, утыканного домами божьими, пошла страшнейшая зараза, названная огнём святого Антония. Люди сгорали заживо в невидимом пламени, покрывались обугленной кожей буквально на глазах!

– Боже!

Король повернулся на другой бок в надежде найти спокойствие. Постепенно к нему начали приходить предсонные видения, но и те были окрашены ужасами 1000 года. Ему привиделось сегодняшнее празднество в честь Рождества. Девушка, олицетворяющая Марию, вошла в собор, ведя за собой осла. Вдруг полукруглые тимпаны над её головой вздрогнули, а сюжет на них ожил. Ангел Апокалипсиса спустился на землю со звездой Полынь в руках.

Ричард вскрикнул, выпустив молитвенник.

В это время, сжимая бархатные простыни, в муках стягивая дорогую дамастовую рубаху, ворочался в кровати аббат Одилон Клюнийский. Бесконечные подсчёты тревожили его острый ум. Ещё три века назад Бе́да Достопочтенный в «De temporum ratione»[1] перечислил продолжительность всех эпох рождения, взросления и умирания человечества. Младенчество длилось 1652 года от Адама до Всемирного потопа. Недолгое детство закончилось через 292 года от Ноя до Авраама. Позже, до царствования Давида, наступила юность, длящаяся 942 года. 473 года зрелости вылились в Вавилонский плен. Прекрасная старость, великолепные 589 лет, прервалась Рождением Христа. И, наконец, показалась предсмертная агония, что длилась 1000 лет до сегодняшней ночи. Неужели миру, таким, каким он был всё это время, бог отвёл всего неполные 5000 лет?

Аббат застонал. Попытался успокоиться, высчитывая, сколько сейчас времени. Проснулся он точно до полунощницы[2], значит, ещё не наступила полночь.

Нет, конец света не может наступить сегодня! Именно так неожиданно для себя решил Одилон, всматриваясь в тёмные абрисы драгоценной мебели. Не сегодня! Ведь говорил Иисус о своём пришествии, что «о дне же том и часе никто не знает; ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один». «Откровение Иоанна Богослова» также не даёт точной даты. Всё это бред, ересь крестьян, заражающих душу страхом и сомнением.

– Semipaganus animarum[3], – шепнул аббат.

Крестьяне, эти semipaganus animarum, распространили языческие воззрения на Христианство. В них проснулись слова друидов, некогда читавших заклинания у дьявольских менгиров и дольменов – ведьмовских камней. Пустые страхи!

Через секунду, однако же, аббат переменил своё мнение. Он вспомнил о предзнаменованиях – тех самых, о которых недавно думал Ричард Благочестивый. Вспомнил Одилон и жуткий голод, во время которого, из-за нехватки овощей и рыбы, был вынужден в Святую Пятницу есть ослиную требуху и конину. Кошмар!

Между тем, пока Ричард Благочестивый и аббат Клюни Одилон ворочались в своих кроватях, страдала от бессонницы и Эдит – не королева, не аббатиса, а всего лишь жена мелкого, хоть и обеспеченного сеньора. В детстве женщина обучалась в школе при монастыре, поэтому далеко не поверхностно знала «De temporum ratione» и «Откровение Иоанна Богослова», к тому же сплетни всеведущей толпы регулярно напоминали о конце света. Но, ничтоже сумняшеся, скажем сразу, что не спалось Эдит по иной причине. Да и вообще Апокалипсис как таковой и огненный Армагеддон не тревожили её думы.

Подземные толчки, засуха, голод, наводнения, болезни – всё это регулярно печалит жизни простых людей. А явления регулярные, хоть и самую малость участившиеся в последние годы, Эдит никак не могла назвать божьим предзнаменованием. Ведь не всё в мире есть Его знаки, что-то просто существует. Беспричинно и бессмысленно.

Вам может показаться, что воззрения этой женщины являются страшной ересью и, несомненно, достойны внимания само́й Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium[4], но это отчасти не так. Эдит – из когорты тех великих дам, что в будущем изменят мир. А к ним относятся Жанна Тёмная, Кристина Пизанская, Хильдегарда Бингенская и многие-многие другие. Отличие Эдит от этих «многих-мгноих других» лишь в том, что она не имеет желания менять мир, да и вообще делиться с кем-либо сокровенными мыслями. Во-первых, ей дорога жизнь. Во-вторых, ей дорога семья. В-третьих, повторюсь, менять мир она не хочет.