Я где-то читала, что перед смертью перед глазами проносится вся жизнь. Со мной было не так. Последней мыслью перед падением в темноту был Чейз. Его лицо стояло у меня перед глазами до сих пор.
Иногда я приходила в себя, но мир вокруг казался слишком расплывчатым, нереальным, так что вскоре мои отяжелевшие веки опускались, возвращая меня в темноту. Темноту, которая мне уже осточертела.
Приглушенные голоса доносились до моего сознания, но как только я пыталась сфокусироваться, чтобы расслышать хоть слово, все замолкало. Я снова погружалась во тьму.
* * *
На этот раз писк не прекращался.
Что-то беспрестанно пищало, разрывая мой мозг. Мне хотелось закричать. Попросить, чтобы это закончилось, но язык отказывался мне подчиняться. Он словно опух, став невообразимо огромным в моем сухом рту.
Послышался топот ног. И внезапно все стихло. Будто кто-то щелкнул выключателем.
* * *
— Господи, пожалуйста, — женщина плакала совсем рядом со мной, и я почувствовала желание успокоить ее, но тело не слушалось меня.
Моя левая рука была мокрой. Когда на нее упало еще несколько капель, я поняла, что это, наверное, слезы.
Это была последняя рациональная мысль, перед тем, как мое сознание отключилось. Снова.
* * *
Мои веки лишь слабо задрожали, хотя я приложила максимум усилий, чтобы открыть глаза.
— Она просыпается, — негромко произнес голос. Он показался мне знакомым, но мне не хотелось напрягать мозг, чтобы вспомнить, кому он принадлежит. Какая разница?
Свет был слишком ярким и бил в глаза, но вскоре надо мной нависло чье-то лицо.
Я моргнула. Эти карие глаза были мне не знакомы.
— Брук, ты слышишь меня? — спросил мужчина, и я зажмурилась, когда он направил фонарик прямо мне в левый глаз, но его пальцы насильно подняли мои веки, мне не оставалось ничего другого, как подчиниться.
— Брук, постарайся не шевелиться, — попросил мужчина. Я нахмурилась. Откуда он вообще знает мое имя?
Мужчина отошел, и в поле моего зрения попала мама. Ее лицо выглядело таким уставшим, словно она не спала целый месяц.
— Брук, малышка, — она ласково взяла меня за руку, заглядывая в глаза. — Ты меня слышишь?
Я кивнула, и все мое тело пронзила невыносимая боль.
— Не шевелись, — негромко воскликнула мама, большим пальцем поглаживая мою ладонь, безвольно лежащую поверх больничного покрывала.
Игнорируя её предупреждения, я медленно, превозмогая боль, подняла руку, проходя ею по своему телу, обернутому в какую-то штуку. Что это за чертовщина?
— Осторожно. Это бандаж, — сказала мама, отвечая на невысказанный вслух вопрос. Она тяжело вздохнула. — У тебя треснуто три ребра, и он не дает тебе шевелиться, способствуя восстановлению.
Треснутые ребра?
Как только я подумала об этом, то осознала, с каким трудом удается мне каждый вздох.
— Вы попали в аварию, — прошептала мама, ее голос переполняли эмоции, в глазах стоял ужас.
Непонимающе я смотрела на нее, а потом в памяти начали всплывать фрагменты воспоминаний.
— Чейз… — прохрипела я, не узнав свой слабый и ломкий голос.
Губы матери поджались, она с жалостью посмотрела на меня, и мое сердце остановилось. Что с ним? Почему она молчит?!
Наконец, мама заговорила:
— Он все еще без сознания, милая. Но жив.
От облегчения мне захотелось плакать, но из моего рта вырвался лишь странный звук, а лицо исказилось от боли.
— Тише, Брук. Твоё лицо… — мама замолчала, с болью глядя на меня. — Оно немного повреждено, так что осторожнее.
Мое лицо пылало, и мне в голову пришла мысль, что мать жалеет меня, говоря, что оно «повреждено». У меня было ощущение, на нем вообще не осталось кожи.
— Миссис Чапман? — кто-то окликнул мою мать, и она отвернулась. Не желая оставаться одной, я слабо сжала ее пальцы.
— Дорогая, я здесь, — она тут же развернулась обратно ко мне. — Я никуда не уйду. Просто дай доктору Кэрри тебя осмотреть.
Ко мне подошел тот самый мужчина с фонариком. На этот раз его руки были пусты, и он ободряюще мне улыбнулся:
— Здравствуй, Брук. Я – доктор Кэрри.
Я молчала, но он не стал дожидаться ответа и начал тыкать в кнопки аппарата, от которого тянулись трубки, вставленные в мои руки. Опустив взгляд, я посмотрела на браслет на правой руке с моим именем, а потом окинула взглядом тот кусок палаты, который был мне виден с моего положения.
— Какой сегодня день? — прищуриваясь, я пыталась разглядеть дату на календаре, но цифры размывались.
Доктор Кэрри и мама переглянулись.
— Брук, ты была без сознания четыре дня, — наконец, произнес врач. — У тебя несерьезная травма головы и сотрясение, но вскоре ты встанешь на ноги.
Четыре дня? Я была в отключке четыре дня?!
— А Чейз? — еле слышно проговорила я, умоляюще глядя на мужчину. — Скажите правду. Как он?
На лице доктора Кэрри отразилась нерешительность, и он обернулся к матери за поддержкой. Мама обошла кровать.
— Брук, не беспокойся, всё будет хорошо.
Ее успокаивающий тон вызвал абсолютно противоположную реакцию. Почему она не говорит все прямо?
— Он… — я судорожно вобрала воздух, заставляя себя произнести страшные слова. — Он мертв?
— Нет, он жив, — неожиданно подал голос доктор Кэрри, и я с трудом повернула голову к нему, в надежде услышать хоть какую-то полезную и правдивую информацию. — Мистер Кеннет не приходит в сознание уже пятые сутки, поэтому мы не можем в полной мере понять степень его поврежденности. Как только он очнется, все станет ясно.