Зеркала не говорят ни правды, ни лжи.
Правду и ложь в этом мире
придумывают люди.
А зеркала…просто отражают.
Что не так с ванилью?
«Есть что-то занимательное в том, как мы бежим от дождя. Не помня себя, прикрывая брендовой сумкой, только что купленной книгой и просто руками самое ценное – лицо. Бежим от того, чему тысячелетиями посвящали баллады, полотна, рассказы. Дождь обладает красотой особого высшего порядка. Даря отдохновение, она требует к себе внимания. И мы внимаем – почтительно на расстоянии. Признавая силу этой красоты, мы все же предпочитаем любоваться ею через витрину окна. Находим вдохновение в лабиринте струй на стекле, уносимся на крыльях грез под колыбельную капель, шепчущих за окном, вдыхаем жадно разлившуюся по земле свежесть – обещание жизни.
Мы стремимся к дарам дождя, но скрываемся от него. Возникает ощущение, что за первобытным нежеланием дискомфорта кроется что-то более сокровенное и древнее. Может, это страх? Человек боится всего на свете, но более всего – правды. А дождь никогда не лжет.
Почему-то именно в дождь в нас просыпается решимость что-то изменить: признаться в любви или уйти навсегда, сварить примирительное какао или выплеснуть накопившуюся обиду, бросить курить или затянуться первой сигаретой, промолчать впервые в жизни или заплакать навзрыд.
Дождь – великий уравнитель, он чужд любой иерархии и ставит всех в один ряд. В его зерцале смывается авторитет, имидж, сплетни, эго – все маски, в которые любят обряжаться люди, сползают неуклюжей гниющей массой. Обнаженные люди предстают не такими, какими их родила Мать-природа, но какими создал Господь.
Вот, чего все боятся. Дождь видит нас наск…»
Я недовольно скрипнула креслом. Карандаш в руке завертелся как бешеный. Опять превысила лимит знаков! Именно из-за таких людей, как я, изобрели Twitter. Люди-талмуды. Знают толк в отборных синонимах и способны развивать свою мысль до бесконечности. Кто-то умудряется прятать целые измерения мыслей в тщедушной черепной коробочке, а кому-то – таким как я – делиться своим мнением жизненно необходимо. Мир страдает, но неугомонный талмуд не может иначе.
Скукожившись от досады, я редактировала пост, как скряга, трясясь над каждым словом. Усердие кипело в жилах, и карандаш пришлось взять в зубы, – нужны были обе руки. Наконец, пост отправился в свободный полет по хештегам. Я удовлетворенно вздохнула, как будто у самой крылья раскрылись. Позже при виде скромного числа лайков я, возможно, опять начну мучиться сомнениями и захочу переписать пост, но знаю, что устою. Пройденный этап.
Вдруг в коридоре раздался дробный цокот каблуков. Мимо испуганно просвистела на кресле Лена. Могла бы срезать путь и через место Галины Сергеевны, но еще ее побаивается. Но ничего, через недельку-другую освоится, когда-то и я до чертиков боялась идеально ровной челки нашего «ветерана труда». Хотя ей было не больше сорока, авторитет в глазах зеленых стажеров добавлял веса, который иные набирали только на исходе срока годности их умственных способностей.
Я повернулась к монитору и невольно вздрогнула, за мной наблюдало отражение в темном матовом стекле. Я тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли, и поспешила «оживить» компьютер мышкой, не давая отражению шанса. «Купите сегодня две чудо-швабры и получите в подарок запонки!» – известило меня новое письмо на почте.
– Стол номер три! – разорвал сосредоточенную тишину офиса вопль, заставив подпрыгнуть всех в радиусе пяти километров. На ультразвуковые особенности голоса нашего начальства иммунитет был только у Галины Сергеевны. Вгрызаясь шпильками в кафель, ко мне прошествовала габаритная дама. Наталья Андреевна Тугоухова – всем известный и многоуважаемый в средней полосе России редактор и основатель издательства «Зевс». Или как ласково ее называли в кулуарах – миссис Климакс.
– Да, Наталья Андреевна? – расплылась я в улыбке.
– Что с заказом? – осведомилась она деловито.
– Готово. Уже у вас на почте – заверила я верхнюю пуговицу ее блузки. Смотреть в глаза начальнице не рекомендовалось, если не хотелось схлопотать по премии.
– Да что ты? – спросила Наталья Андреевна, не сводя глаз с моего монитора.
Сердце у меня екнуло. С экрана начальнице задорно подмигивала чудо-швабра. Я так увлеклась поиском связи между швабрами и запонками, что забыла свернуть злополучную рекламу.
– Да – сказала я севшим голосом, чертыхаясь про себя. Рука опять невольно потянулась к карандашу.
– Сто пятьдесят страниц текста, стилизованного под XVIII век, и ты хочешь сказать, что отредактировала его за полтора дня? – усмехнулась она с таким лицом, будто ничего глупее в жизни не спрашивала.
Я тут же вскипела. Моей курносой мордашке, может, и не делают комплиментов каждый день – не беда – но сомневаться в моих умственных способностях я никому не позволю!
– Именно! – процедила я, глядя начальнице прямо в глаза.