Овчарка, близнецы и бешеный.

Сентябрь 1835 года

Куда и к кому может привезти судьба? Ответ на этот вопрос человек никогда не сможет получить заранее. Да, он может построить планы на будущее, будучи в полной уверенности, что всё держит под контролем, но… Жизнь всё расставит так, как посчитает нужным.

Долгие годы службы во имя защиты родины выковали из рыцарей ордена Militas Dei тридцатишестилетних близнецов Ясновых убеждённый фаталистов. Их храбрости могли позавидовать многие, ибо на каждое задание они шли без лишних сомнений. Если же им кто-то говорил: “Да это задание равносильно самоубийству”, - братья отвечали одно: “У судьбы может быть другое мнение.”

Новое задание, на которое спешили мужчины, не казалось опасным, однако именно на нём кардинально изменилась жизнь одного человека.

В этот облачный осенний день близнецы Ясновы ехали в тёмном экипаже в имение госпожи Парусовой. Внешне эти братья были зеркальным отражением друг друга: светлые волосы, оливковая кожа, крепкое тело и серые глаза в хищном разрезе, - однако того же нельзя было сказать о поведении.

Павел Яснов, утомившись от просмотра пожелтевшей листвы, достал из внутреннего карман своего камзола акварельный рисунок, на котором был изображён сокол на ветке. Этот рисунок ему подарила дочь Ирина перед тем, как он отправился на задание. Павел был очень горд, что его пятнадцатилетняя красавица уже умела так хорошо рисовать. Единственное, о чём мужчина жалел даже в эту милую минуту - ребёнок у него один и более не будет. Неизлечимая болезнь уничтожала его тело. В глазах семьи и соратников Павел держался стоически, и никто не видел его кровавый кашель, и никто не слышал по ночам его мучительных криков, которые были эхом адской боли в груди. За оставшееся время жизни мужчина мог гордиться своим доблестным служением и прочими добродетельными поступками, но одну из главных задач выполнить он так и не смог: Павел и его брат, который не торопился заводить потомство со своей нелюбимой супругой, были последними мужчинами в роду Ясновых.

Фёдор же во время пути нашёл своим рукам творческое примирение. С помощью угольного карандаша мужчина создал несколько набросков той жуткой картины, которую он с братом видел ранее. На первом пожелтевшей листе были нарисованы четыре кибитки, выстроившиеся вокруг потухшего места для костра. На остальных же набросках были изображены лица цыган с жуткими признаками опустошения: язык наружу, большой чёрный синяк на лбу и полное отсутствие разума в глазах.

- Поверить не могу, Тео, что ты это решил запечатлеть. – брезгливо поморщился Павел.

- Я тренирую память. – отложив наброски, Фёдор наклонился к брату, - Я же, мой дорогой брат, поверить не могу, что ты за мной увязался.

- Как магистр Санкт-Петербургского штаба, я обязан подавать пример храбрости другим рыцарям.

- Не знаю, что думают другие, но я думаю, что подаёшь пример безрассудства… Поль, у меня… Да и не только у меня, но и у твоей семьи возникает чувство, что…

Павел не дал договорить брату. Взяв свою трость, мужчина слегка коснулся набалдашникам до лба Фёдора.

- Ты, конечно, мой брат, Тео, но не забывай, что я ещё и магистр штаба. – после этого аргумента Павел, дождавшись покорности от брата, опустил трость и сменил тему, - Как думаешь, сколько этих пожирателей?

- Думаешь, их несколько?

- Сомневаюсь, что один смог опустошить целый цыганский табор.

- Один пожиратель смог бы такое сделать ночью, пока все спят. – Фёдор взглянул в окошко экипажа, - Угодья Парусовой довольно обширны. Если пожиратель или пожиратели там, то найти будет затруднительно. Я не думаю, что они будут рисковать и опустошать жителей имения. Думаю, это временное убежище.

- Вот поэтому, нам нужно поспешить прежде, чем он или они снова ускользнут.

***

Княгиня Анна Парусова была одной из самых зажиточных помещиц, в чьих владениях было имение Даринка с прилегающем обширным и плодородным селом К*** на окраине губернии. Благодаря таким ресурсам, Анна Михайловна могла устраивать роскошные празднества по случаю своего дня рождения. На организацию праздника требовались не только большое количество ресурсов и денег, а также усиленный труд крепостных крестьян.

Старуха Акулина - доверенное лицо княгини среди крепостных - целое утро с грозным видом бегала по селу, отдавая каждому от имени барыни распоряжение насчёт праздника. И казалось, что от взора этой бдительной женщины ничто не могло ускользнуть. В разгар всей организационной суматохи Акулина заметила совсем юную девицу Аксинью. Белокурая девушка безуспешно попыталась прошмыгнуть мимо строгой женщины, что-то пряча в своём переднике. Акулина без лишних церемоний крепко схватила девицу за длинную косу, а затем обнаружила, что в смятом переднике крепостной скрывалось немного выпечки.

- Ах ты ж дрянь, Аксинья! - злая старуха повалила девушку на землю, - Совсем стыд потеряла! У барыни еду уже воруешь!

- Нет, Акулина, всё не так! - всхлипнула крепостная, сев на колени, - Не губи! Это мне Семён отдал.

- А с чего это он решил тебе эти плюшки отдать? - усмехнулась старшая, - Он же до чёртиков жадный пёс!

- Акулиночка, - Аксинья, встав на ноги, приблизилась к уху женщины, - Я его только что в хлеву застукала... Кажется, он опять пьяный.

Тихо выругавшись, Акулина грубо схватила девицу под руку и вместе с ней ушла в хлев. Грязный, и дурно пахнущий, дед Семён кормил овец. Его покачивающиеся ноги наводили на нехорошие подозрения.

- Ах ты ж упырь бессовестный! - этот грозный возглас старухи был, как гром для крепостного.

- Акулина, любовь всей моей жизни! - мужчина встал по стойке смирно, - Что с твоим прекрасным лицом?

- Опять за старое взялся?

- Нет, голубушка! Сегодня ни капли! Христом Богом клянусь! - Семён поцеловал свой крестик.

- Врёт поди! - тихо прошептала Аксинья, держась за дверь хлева.