Овцы под ночным небом

Овцы под ночным небом

Хлопки лопающейся пены, такие тихие для чужого слуха, но такие режущие для него, затмевали разум. Он заново учился чувствовать, воспринимать окружение после тяжёлого удара по голове. Прохлада земли питала его раны надеждой на продолжение боя. Но схватка закончена.

Он еще долго будет смотреть в бездонное небо – отражение такой же земли вокруг. Пока капли не просочатся сквозь щель черепа, он будет дышать, будет вспоминать. Вспоминать всех, кто привёл его к новому пути, тех, кто помогал не ему, тех, кто вспомнит его имя вновь.

………………………………..…...…..

Назвать жизнь чередой празднеств, произносить имя её с необычайной лёгкостью могут лишь те, кто не жил. Не сталкиваясь лицом к лицу с непреодолимой болью, с чувством неотвратимой несправедливости и невозможного геройства, нельзя понять себя, невозможно увидеть заговора небесной канцелярии против маленькой овечки, чьё место на праздничном столе всепослушной фермерской семьи. Стоит лишь почувствовать груз бытия на своих хрупких плечах, как тут же разум начинает поиск путей побега.

Следуя газетным вырезкам, люди пришли в эти лесистые места более века назад. Здесь они нашли место, закрытое от посторонних глаз, где никакой чужак не смог бы навредить им. Со временем поселение обрело новые черты: больше скота, собственный урожай, крепкие постройки и новый путь – искупление ошибок прошлого.

Стон Фенс – дальняя земля, плодородная и нетронутая человеческой рукой. Окружённая с одной стороны лесной стеной, с другой – кольцом каменных утёсов.

………………………………..……….

Виктора всегда тянуло на свершения. Сидеть в спокойной обстановке было невозможно. Каждый день должен быть неповторимым, чтобы всю хронологию его недолгой жизни никто не смог собрать в общую ленту. Жизнь должна была быть такой, чтобы не было ни одной секунды потраченной на разговоры с самим собой. Ему было необходимо бежать от себя так быстро, чтобы собственная тень растворялась во вчерашнем дне.

Вечер пятницы он проводил с единственной константой в своей жизни – со старыми товарищами. Карл и Лиам друзья детства. Часто нудные разговоры двоих сводились к спонтанным выходкам Виктора. Любая встреча должна закончиться встряской.

Карл, то ли от изрядно выпитого пива, то ли от осознания, чем всё закончится, долго мотал головой, свесив её немного вбок. Его отрицание отражалось в потупленном взгляде Лиама, когда тот большими глотками глушил своё мнение в напитке.

Слегка кучерявый парень с розовыми щеками Лиам зажмурил глаза, пытаясь растереть их пальцами. Он тяжело выдохнул, отчего зайчики заметались в его глазах.

- Ты хоть представляешь, чем это всё закончится?

Карл с презрением разглядывал друга, пытаясь определить степень его опьянения.

- Понедельником.

Виктор бегал глазами по истощённым от мыслей друзьям и выжидал удачной позиции.

- Сколько раз мы ввязывались в какую-то срань из-за тебя?

Карл нервно раскачивал коленом под столом. Его сухие пальца вытирали тёмную аккуратную бородку.

Виктор недоверчиво обвёл открытым взглядом людей вокруг и сжал сухие губы, растирая одну другой. Он поднял тяжёлый бокал, ведя его мокрым следом по столу, и приложился губами к холодному краю. Возражения не принимались, нужно было лишь придумать, как заставить друзей согласиться. Он устало погладил рукой коротко стриженую голову и откинулся на старенькую обивку барного дивана.

За столиком повисла тишина. Пока Виктор думал, Карл и Лиам вспоминали.

Первое, что пришло в голову Карла это воспоминание о долгой ночи в холодной тюремной клетке. В стране, язык которой Карл не знал до сих пор. Это была поездка во Францию. А затем случайная встреча с людьми с пикетами и первое устное предупреждение. На ломанном французском языке Виктор смог убедить жандармерию в их невиновности. Но отметить сухой выход из воды оказалось не лучшей идеей. Мужчин задержали возле Лувра после неудачной попытки проникновения в один из холлов. Теперь уже на ломанном от опьянения датском Виктор пытался объяснить, что искусство должно быть доступно людям всегда, а не только до шести вечера. Эта поездка оказалась одной из самых дорогих, пусть и не самых удачных.

Лиам грел пустой стакан распухшими от выпитого пива пальцами. Кольцо на безымянном неприятно давило, но снять его всё ещё не было сил. Он вспоминал мутный образ блондинки, уходящей всё дальше с каждым годом. В его зрачках будто отражалось маленькое такое же светлое, как она когда-то, пятнышко. Беленькая кучерявая девочка как единственное воспоминание о прошлой семейной жизни. Он не мог рисковать.

Лиам вспоминал первые месяцы в одиночестве. Ему казалось, что всё вокруг не зависит от него, не нуждается в его помощи. И ничего больше не может стать частью его настоящего и будущего. Но, когда Агнес заболела, именно Виктор собрал всю сумму за несколько дней. Именно этот болван с настоящим штормом в голове спас его дочь и никогда об этом не вспоминал. Даже сейчас, когда, казалось бы, вспомнить долги самое время.

Виктор подозвал молодую явно неуверенную в себе официантку и повторил заказ. Он пялился на молчаливых друзей и считывал их такие разные лица негодования.

- Разве твой срок закончился?

Карл пытался найти здравую причину отказаться от навязчивой затеи Виктора.

- Да, на прошлой неделе. Я подписал все бумаги, и надзор благополучно сняли.

- Благополучно. - Повторил Карл. – А твой?

Лиам кивнул, выражая согласие.

Лиаму хотелось упрекнуть Карла в его богатенькой родословной, но, сославшись на закипающее внутри пиво, он решительно отказался от этой затеи. Он почему-то задумался, как Карл помог его дочери. Вернее, почему, имея все возможности, он не стал этого делать? Кажется, выпитого алкоголя было уже через-чур.

- Когда выезжаем?

Лиам неожиданно для самого себя согласился на поездку и спокойно взглянул на Виктора, будто изначально был уверен в нём. Виктор всё ещё витая в мыслях, не расслышал приятеля.