Падальщики 1. Непогасшая надежда

1. Добро пожаловать на Желяву

7 декабря 2071 года. 07:34

Тесса

Очередной дерьмовый сон, в котором все события происходят не по моему сценарию.

Я убегаю от полчищ зараженных, но меня неизменно настигают. Зараженные набрасываются на меня со всех сторон и впиваются острыми зубами в мою плоть. Мне не столько больно, сколько страшно оттого, что я не могу дотянуться до пистолета, который лежит всего в полуметре от меня.

Это мой инстинктивный страх — не успеть застрелиться до того, как потеряю сознание, потому что как только я умру, я превращусь в одну из них.

Нас солдат учат оставлять одну пулю в магазине для себя. Как говорит Полковник Триггер:

— Укушенный человек — плюс один в стане врага.

Еще ни в одном сне я не успела застрелиться до того, как меркнет картинка перед глазами.

В коридоре раздались первые шаги — началась гонка за душевую. Когда-то давно я тоже вставала задолго до будильника, чтобы успеть принять душ до завтрака. Но даже в такую рань в душевой уже была очередь из сотни таких же новичков. Новобранцам у нас тяжело — это факт. Но зато это — отличная школа жизни. Здесь под землей, вообще, быстро взрослеешь.

Наша подземная военная база официально носит название Объект 505. Но мы ласково зовем ее Желява. Когда-то давно во времена войн, которые прошли уже сотню лет назад, она являлась крупнейшей военной авиабазой в Европе. Подземный комплекс авиабазы был выстроен так, что способен выдержать удар двадцатикилотонной ядерной бомбы, а попасть внутрь можно через стотонные ворота с воздушным подпором. Здесь базировались истребительные и разведывательные эскадрильи, в чьей службе находились пять взлетно-посадочных полос. Огромный радар выигрывал преимущество для базы своим расположением на горе, он являлся центром в системе противовоздушной обороны целой страны.

Сегодня из наземного комплекса не осталось ничего кроме ворот. Взлетно-посадочные полосы заросли травой так, что их и не различишь посреди зеленого ковра, а заржавевший радар теперь служит постаментом для автоматической турели.

Отец рассказывал, что, когда они перебрались сюда, база уже много десятков лет была заброшенной и им пришлось восстанавливать ее с нуля: обогреваемые казармы, генераторы на солнечных батареях, питьевая вода от горного родника, и вентиляционные шахты, благодаря которым мы до сих пор живы в этом гигантском гробу.

Желява выживает уже тридцать лет. Прочность и долголетие укрепительных устройств, турелей, систем жизнеобеспечения объясняется осознанием инженеров прошлых лет сурового факта: мы не скоро выберемся наружу. Желяву воссоздавали из материалов, что удавалось добыть во вражеском мире, зачастую в обмен на человеческие жертвы. Желява стоит на костях. В стенах Желявы течет кровь героев, самоотверженно пожертвовавших собой ради сохранения остатков цивилизации. Они в буквальном смысле закладывали нас кирпичами, пока враг пожирал их заживо. Я, как и тысячи остальных жителей базы, родилась посреди ада, мое рождение окроплено кровью десятков тысяч людей, которые возжелали умереть ради меня. А я даже не знаю их имен.

База поделена на четыре основных блока: аграрный, исследовательский, инженерный и военный — мой дом.  В условиях выживания солдаты стали лидерами человечества, потому что умеют принимать быстрые решения и нажимать на спуск без сожаления. Времена высокой морали и духовной этики канули в Лету, когда мы стали помирать со скоростью свиста. Сегодня выживает сильнейший.

На базе живет около пятнадцати тысяч человек. Мы — крупнейшая база на территории бывшей Европы, по крайней мере из тех, про которые мы знаем. Когда сорок лет назад с глобальной пандемией пришел хаос и люди стали спасаться кто как может, самые умные и дальновидные спрятались под землей, и теперь мы — их потомки — пытаемся найти выживших после Вспышки.

Пятьдесят процентов населения базы составляет военное сословие. Во времена выживания солдаты нужны как воздух. Отряды внутренней безопасности охраняют Желяву от беспорядков среди населения, которое в условиях подземного заточения все чаще слетает с катушек. Отряды наблюдения ведут караул на внутренних и поверхностных территориях посредством сотен камер видеонаблюдений, разбросанных по периметру базы и вокруг нее. Ну и мы — отряды специального назначения — единственные, кто наделены полномочиями выходить во внешний мир. Нас зовут Падальщиками, потому что мы питаем базу остатками погибшей снаружи цивилизации.

Падальщики добывают сырье для построения нового мира под землей. Печально, но это — факт. Зараженные отобрали у нас поверхность, и мы начали соседствовать с кротами. Раса разумных существ, которая еще сорок лет назад запускала ракету на Марс, из-за своей гордыни и прожорливости потеряла все.

Электросхемы из земли не взрастить, металлолом с деревьев не собрать, за всем этим добром надо выходить наружу. Так Падальщики вытащили Желяву из темных времен, когда электричество подавалось по очереди в каждый из четырех блоков.

Я вспоминаю те времена мрака с замиранием сердца. Каждому блоку выделялся час освещения, после которого наступали три долгих часа мрака. Как-то мы с братом не успели добежать до жилого отсека — мрак застал нас в коридоре на полпути. Там мы и просидели все это время, держась за руки, в непроглядном ничто вокруг. В минуты нещадной панической атаки я сжимала руку Томаса, и он тут же начинал рассказывать пошлые истории, которые бродили в его инженерной учебной группе, полной подростков с бурлящей от гормонов кровью в венах. Земля уходила из-под ног, голова воспаряла к звездам, перед глазами возникали галлюцинации, я то и дело впадала в транс, достигая катарсиса, который открыл мои потаенные желания. Когда на стенах зажглись лампы освещения, я переродилась. Из коридора, наполненного густой чернотой я вынесла искру, которая примкнула к сотням других искорок, и вместе они разожгли вечное пламя — откровение, снизошедшее на меня во тьме: нам надо выбираться из подземелий. Мысль, которая загорелась огоньком слабой спички посреди ледяного мрака, с возрастом превратилась в лампочку накаливания, а сейчас ослепляет ярким светом тысяч прожекторов. Томас называл ее безнадежной, Триггер — нереализуемой, я — стоящей жертв.