Падение

Глава 37

— Я умру без него, — размазывая тушь по щекам, жалуюсь я подругам. — Умру!

— Не говори глупости! Пей, — пихая в мою трясущуюся ладонь резной невысокий бокал с янтарной жидкостью, командует Света. — Еще сам приползет! В ногах будет у тебя валяться!

— Не приползет, — рыдая навзрыд, отвечаю я. — Это всё, понимаете? Всё! Не могу, не могу, девочки! Всё внутри болит!

Я чувствую крепкие объятия Иры, ее утешающее поглаживание по моей спине и еще сильнее даю волю рыданиям, мысленно благодаря бога, что рядом есть близкие люди, всегда готовые выслушать.

— Вот ведь козел! — подкуривая сигарету, злится Иванова, глядя прямо перед собой. — А такой всегда правильный, прям куда деваться!

— Маш, ну прекращай уже, — ласково обращается ко мне вторая подруга, прижимая мою голову к своей груди.

— Надо было выдрать ей все волосы! — заявляет Света, делая очередную затяжку. — А его вообще не прощать! Пусть бы катился к ней сразу, как только посмел тебе о ней заикнуться! Зачем такой мужик вообще нужен, если на него нельзя положиться?

— Глупая, она ведь его любит! У них сын! Так что ее можно понять…

— Сын! Думаешь лучше, когда папа ходит с недовольным лицом, а мама слезы утирает? Надо знать себе цену и прежде всего любить себя! Как эта его художница! Думаешь, она будет его обстирывать? Выкуси! Наверняка, будет собой заниматься, чтобы он не расслаблялся, думая, что раз она с ним, значит, можно больше ни о чем не переживать. А ты как наседка с ним носилась: «Андрюша то, Андрюша это!».

— Ну Свет! Ей и так тяжко…

— Тяжко? Хватит уже себя жалеть! Соберись и сделай хоть что-то сама! Либо верни уже мужика, либо устрой ему райскую жизнь, чтобы знал, что нельзя так плевать в душу!

Я вскидываю голову и внимательно смотрю на Иванову, обдумывая ее слова, на какое-то время забывая о душащих меня слезах.

— Как? — растерянно обращаюсь к ней, сморкаясь в салфетку.

— Как отомстить или как возвратить?

— Возвратить конечно, — нетерпеливо ёрзаю я на стуле.

— Маш, ты ведь почти год пыталась… Может, стоит его отпустить? — неуверенно вмешивается Ирина, избегая моего взгляда. — Он ведь с ней…

— Знаю. Думаешь, я об этом не думала? Я по ночам спать не могу, представляя, как он там с ней развлекается. Только и без него никак… Я сама не знаю… Нужно было не делать вид, что ее не было, а приложить силы, чтобы он ее навсегда забыл… И Семка… Господи, — запуская пальцы в волосы, сдавливаю свою голову.

***

Я совершенно одна уже больше недели. Все это время я прокручиваю в своей голове образ той, что сумела занять мое место в его сердце. Теперь, когда я разбита и опустошена, когда в груди зияет огромная рана, на излечение которой мне, кажется, не хватит всей жизни, я ловлю себя на том, что все чаще представляю, как мои пальцы сжимаются на ее горле. Теперь она больше не видеться мне грациозной красавицей, какой предстала в моих глазах два года назад, а ее творчество с недавних пор я считаю довольно посредственным. Вот ведь, как бывает, стоит взглянуть на человека под другим углом… Отныне она не уверенная в себе художница, по праву привлекающая взгляды своей броской внешностью, а средненькая малярша, вызывающая мое недовольство своей беспринципностью.

Я унесла ее картину в кладовку, так и не решившись ее уничтожить, ругая себя за подобную глупость. Какое мне дело до ее стараний, когда она так бессовестно посягнула на то, что ей не принадлежит, я никогда не смогу ответить. Я слышу звук поворачивающегося ключа и вскакиваю с дивана, поправляя свой шелковый черный халат, пытаясь успокоить сбивчивое от волнения дыхание. Сама до конца не понимаю, чего жду от прихода Андрея, но все еще верю, что смогу все исправить.

Он молча проходит в комнату, быстро скользя своим взглядом по моему наряду, который я тщательно выбирала в магазине нижнего белья, надеясь, что это мне как-то поможет расшевелить мужа, и устраивается в кресле, разглядывая пальцы на своих руках.

— Через три дня приезжает Семен, — прочистив горло, обращается ко мне Андрей, не реагируя на мои выставленные напоказ ноги. — Нам нужно спокойно все обсудить, пока он не вернулся.

— Хорошо, — расположившись напротив, я демонстрирую ему свое оголенное бедро. — Давай поговорим.

— Маш, я, правда, искренне прошу у тебя прощения за то, что предал. Мне нет оправдания, и ты вправе меня ненавидеть. Вправе говорить мне все, что вздумается, называть, как захочешь. Подлец, кретин, козел — как угодно, потому что я этого заслуживаю. Единственное, о чем прошу, это не впутывать ребенка. Я поговорил с Антоном, чтобы он занялся подготовкой бумаг к разводу, и хочу, чтобы мы мирно обсудили с тобой, как дальше будем растить сына, — теперь он смотрит на меня тяжелым взглядом, словно не замечая моего макияжа, укладки и пеньюара, кричащих о желании вернуть его в мою жизнь.

После сказанных им слов, моя глупая идея о его соблазнении напрочь вылетает из головы, вытесненная этим страшным словом «развод». Я недоверчиво взираю на супруга, непроизвольно начав крутить пальцами свое обручальное кольцо.

— Я бы хотел, чтобы он оставался у меня пару раз в неделю на ночь, и буду рад, если ты не станешь препятствовать моим визитам…

— Подожди, ты серьезно? — все еще не веря в реальность происходящего, пытаюсь отыскать в глубине его глаз хоть что-то, за что еще можно ухватиться.

— Да, — горько отзывается он. — Маш, я пытался, ты знаешь, но больше не могу…

— Не можешь… А обо мне ты подумал? Разве я все это время жила как в сказке, зная, что мыслями ты не рядом со мной? Но я ведь не опускала руки! Андрей, мы вместе уже столько лет! Неужели ты так легко способен все перечеркнуть?