Падший

Всегда слишком поздно

Здешние ночи уже дано никто не тревожил. Падающая звезда закрутила тенями стволов, вращая их в танце. Неестественный свет слепил зверей, прерывая их ночную охоту, а редкие стоны птиц и вовсе прекратились. Но падшему было плевать кого он там потревожил. Он падал - и ему было больно.
Ему так же было больно, что его предал и изгнал отец. Он обрезал его крылья и бросил на грешную землю. Былые друзья, за которых он не раз подставлял свою шею - отвернулись от него, не найдя в себе силы взглянуть в его глаза. Он падал и сгорал. Сгорал и падал.
Падший так же злился на свет. На тот «свет», ради которого пролил так много крови. И где он сейчас? Разве он не молил о прощении? Разве он не имел шанс на искупление? Его с детства кормили пустыми словами, в то чего он так и никогда и не видел. Падший знал лишь то, что не он сейчас должен сгорать. И если великий свет и правда существовал, и имел в себе хоть каплю правосудия - он вернул бы его домой, к его отцу и семье. Но он продолжал падать и сгорать, и вместе с ним сгорала его вера.
 Слышал ли кто как он упал. Видел ли кто куда он упал. Его все забыли. Вычеркнули из своих жизней. Лишь дождь поливал землю своими слезами, в его честь. Воронка наполнялась водой, топя его словно щенка. Всё чаще и чаще он искренне хотел погрузится под воду и больше не дышать, но каждый раз всплывал, жадно вдыхал недостающий глоток воздуха. Он называл себя самыми последними словам за трусость. Его тело дрожало от холода, но падший продолжал сидел в своей луже, словно считает, будто бы лучшее место ничем не отличается от худшего, и ему нет места ни там, ни здесь.
 В какое-то утро по земле расплылся предзимний мороз. Вязкое болото сковывалось, а лужи покрывались первыми льдами.
 Упавший на плечо прядь волос - щекотал спину. Ветер подтолкнул своим дыханием, и прядь упала, рассыпавшись по тонкому льду. В очередной раз, когда падший выходил из дрема, он краем сознания смотрел на себя в отражении, не осознавая, что это он.
Весь пожухший. Его когда-то красивое лицо ссохлось, и вечная молодость превратилась вечную старость.  Обтянутая кожа, глубокие морщины, облезлые волосы, торчащие уши и потресканные мясистые губы на сухом лице. Упавшие глаза смотрели в никуда, и не было в них ни блеска ни радости, ни самой жизни.
 В какой-то день пришел туман, и привёл он к нему жизнь. Неуклюжие шаги, ломающие всё ломающейся под своими ногам, шли куда-то, или вовсе не шли никуда. Вставать и спрашивать: «Куда мы направляемся?» - падший точно не собрался. Поначалу он не злятся, но это только поначалу.  
Кто-то продолжал топать своими кривыми ножками давя всё и вся. Падшего по настоящему накрывала злоба, но он каждый раз кормил себе: «он сейчас уйдёт», но гость не уходил. И падший решил поторопить судьбу.
Утиные крылышки которые ему оставил отец - болели. Ледяные оковы выпускали его крайне неохотно, и порвали своими когтями один из обрубков. От нахлынувшей злости, он бы и второй раз ударил ногой по прозванном льду, но порвать вторую ногу падшему не хотелось. Кажется он шел так же, как и те шаги далеко в тумане. В никуда.
Падший помнил, как говорил, что вряд ли он удивится ещё раз в этой жизни, но кажется от только что проиграл чей-то спор.
Какой-то бродячий труп, с напрочь отгнившими мозгами, ходил от дерева к дереву с верёвкой в руках. Возле очередного дерева он встал, и глянул вверх. Кажется сук был тот, который ему нужен. Зашевелил своими костлявыми пальцами, гниляк завязал то ли полноценную петлю, то ли просто узелок. Просунул шею, и почти с первого раза забросил верёвку на цель своего блуждания. Кажется он замер, но всё же взял обоими руками за конец верёвки, и начал поднимать самого себя.
Его костлявые ножки болтались, руки не в силах удержать свой вес - сползали, оставляя на канате кусочки облезлой кожи. Долго он так не провисел. Сучок и его висячая гниль, оказались гармоничными и оба попахивали гнильцой. Инкубатор для червей рухнул на землю, а увесистая ветка, падая ему на голову отбил очередную дефектную часть гипоталамуса.  
Кажется кто-то сказал: « Всем спасибо - все свободны», падший списал это на свою поехавшесть, но она сказала: «представление окончено». Забив на всё, он развернулся и почти что ушел, но за его спиной кто-то стоял и стучал своим пальчиком по его плече.
Это был гниляк. Он стоял с странным одушевлённым взглядом, смотрел на падшего, протягивая ему верёвку. Падший бы ушел,оставив его на едине с самим собой,но на конце верёвки был обломок сука. Был осколок чьего-то  вмешательство... 
- Много в этой жизни, «Если бы». - Думал падший.
Он так же думал о том, что все случайности которые спасаю даже вот такие «гнилые» жизни - замысел свыше. Вспоминал ещё тех старых клуш, которые вбивали в их девственные головы, что всё не просто так. И там, где-то очень далеко, за тобой присматривает не видимый мужик. И если ты сделаешь что-то плохое, то он сделает что-то плохое с тобой, после твоей смерти. Он уже приготовил тебе место в своём «курорте». Полного огня, дыма и страданий, что бы вы мучились, горели, задыхались, кричали и плакали на веки вечные, до скончания времён. Но помни, что он любит тебя!
Падший не помнил как поставил ему подножку, и толкнул в грудь. Так же не помнил как забрался на него, и обхватив колющий обломок, начал наносить удар за ударом.
Рёбра были полностью вскрыты, но мертвяк даже не думал, и точно не собирал свои важи в мир иной. Он лежал в кровавой лужице и смотрел на падшего. В его глазах не было ни боли, ни мучений. Мертвяк хотел умереть, и это было искренне. Он так и не нашел свою цель в блужданиях, и яро желал закончить свой нелепый поиск, веры и надежд, которых нет. Нет для него.
Первый удар скользнул по черепной коробке,  срывая скальп. Второй проткнул гортань, едва задев шейные позвонки. Божий удар был удачным. Пробив протухший глаз, палка всадилась в череп, насаживаясь на чьи-то мысли. Падший в один миг оборвал чьи-то мечты и надежды, которые больше не сбудутся. Все воспоминание погасли, а искра которая всё оживлял - ушла обратно в землю.
Кажется его цель была достигнута. Тело его обмякло, а глаза стали более прозрачней, но этого никто не заметил. Кроме падшего, и незримого наблюдателя, которого может даже и нет. Мертвецу было плевать кто там на него смотрит. Он был где-то далеко, или его не было нигде. Его разум растворился вовне, лишь кости останутся единственным воспоминанием о его существовании, а мысли растекутся и примёрзнут к земле.