В ту зиму снег казался ему особенно белым и легким, как перья ангелов, спускающихся с неба по приказанию чьей-то невидимой длани. Он укрывал все вокруг девственно-чистым пологом, на который было жаль наступать. На фоне серо-голубого неба, скудно подогреваемого изможденными и редкими солнечными лучами, яркими росчерками темных чернил выделялись ветви деревьев, лишенных ветром снежного наряда. Маленькая деревушка в долине казалась едва различимым миражом, который ускользал всякий раз, когда взгляд пытался выхватить его из слепящего снежного плена.
Уильям поднял тяжелый двуручный меч и умелой рукой поправил упряжь своего коня. Перед ним был первый рубеж владений его сюзерена, графа де Клера. Времена были неспокойные, после прошлогоднего неурожая по дорогам бродили толпы бродяг и разбойников в поисках легкой добычи. Нужно было оставаться настороже и внимательно смотреть по сторонам.
Тяжелый плащ, подбитый мехом куницы, надежно защищал от пронизывающего ветра, но Уильям все равно был напряжен словно дикий зверь, готовый в каждую минуту вступить в кровавую схватку.
Он не был дома уже пятнадцать лет. На его сапогах была пыль сарацинских дорог, в его кожу въелись гортанные звуки восточных базаров, запахи пряностей и благовоний. Он был одним из тех, кто много лет подряд своей кровью поддерживал престол Иерусалимского королевства.
Но жизнь была слишком коротка, чтобы проводить ее остаток на чужбине. Уильям с наслаждением вдыхал свежий, наполненный холодом и запахом леса воздух родных земель. Когда-то давно он покинул эти края, пытаясь заглушить боль от потери своей любимой жены и сына, которых в тот страшный год накрыла своими смертоносными объятьями чума. Крестоносец закрыл глаза, отгоняя все еще ранящие душу воспоминания. Он никогда не сможет забыть…
Конь ступал по снегу неуверенно, впервые в жизни видя и ощущая его мягкость под своими копытами. Рука железной хваткой сжимала поводья, направляя Бланкарта вперед.
Как его примет Гилберт де Клер, которому он в свое время был верным и преданным товарищем? Что с ним сделало время, и остался ли он тем беспечным весельчаком, с которым Уильям когда-то был готов на любые отчаянные выходки?
----
В большом зале, освещаемом языками пламени огромного камина, было душно, пахло потом и кожей, жареной дичью, горящими поленьями. Эти назойливые плотные испарения были так не похожи на те, к которым он привык за долгие годы, проведенные на Востоке. Уильям застал Гилберта в окружении своих баронов, праздновавших удачную охоту. По всей видимости, празднество удалось на славу, все гости были изрядно пьяны, собаки, сновавшие тут же между столами, подбирали щедрые объедки. Хозяин замка сидел в массивном кресле посреди длинного стола, лениво поднося ко рту куски оленины и время от времени опустошая красивый серебряный кубок, каждый раз заботливо наполняемый виночерпием.
— Приветствую тебя, Гилберт де Клер, граф Хартфорд! — громкий выразительный голос заставил все затуманенные хмелем глаза обратиться в сторону говорящего.
Тучный лысоватый граф резко подался вперед, грозясь выпасть из парадного кресла. Нервно сглотнув, он вперил напряженный взгляд в незваного гостя.
На несколько секунд вокруг воцарилась мертвая тишина, казалось, стало слышно даже возню крыс за многочисленными гобеленами.
Гилберт медленно сполз со своего места и, чуть шатаясь, приблизился к Уильяму, который выглядел лет на десять моложе него, хотя они были ровесниками. Закаленное в боях и турнирах тело, мужественное лицо с высокими скулами, которые годы сделали еще выразительнее, едва тронутые сединой смоляные волосы и борода, все те же проницательные зеленые «глаза колдуна», как говорили когда-то придворные дамы.
Узнав своего давнего друга, граф Хартфорд разразился восторженными воплями неподдельного удивления, захватив его медвежьими объятьями жирной пятерни.
После продолжительных расспросов и приветствий Уильяма наконец усадили рядом с хозяином, поставив перед ним внушительных размеров кубок. Гилберт все никак не мог надивиться тому, кто сидит подле него. Ему казалось, это призрак из прошлого, наваждение, вызванное винными парами. Ему не удавалось сложить все части больной головоломки, которая крошила его мозг. Все уже давно похоронили лорда Уильяма Мелбри, доблестного рыцаря Хартфордшира, а его земли были разодраны мелкой знатью. Теперь ему придется снова завоевывать себе состояние верной службой.
-----------
Большой просторный двор был наполнен звенящими звуками клинков, громкими возгласами и одобрения, и досады. Разгоряченные тела блестели от пота, зимний холод был не страшен для мечников в пылу сражения. Ежедневные тренировочные бои были необходимы для каждого, кто носил оружие.
С самого раннего детства сыновья более или менее титулованных семей по нескольку часов упражнялись в борьбе на мечах. Дети Гилберта не были исключением. С тех пор, как Уильям вернулся в родные края, ему ничего не оставалось делать, как пойти на службу графу де Клеру. Он должен был обучать сыновей графа воинскому искусству, которым сам владел в совершенстве, руководить гарнизоном замка и обеспечивать его безопасность. Но очень скоро круг вопросов, которыми занимался бывший крестоносец, значительно расширился. Гилберт безоговорочно доверился благородству и честности своего рыцаря, практически ничего не предпринимая без его совета. Но все тянул с разрешением вопроса по поводу его земель, которые были нагло захвачены окрестными баронами за те пятнадцать лет, которые Уильям провел в Святой Земле, сражаясь с сарацинами. Графу Хартворда не хотелось отпускать от себя такого верного и полезного вассала.
--------
Уильям подошел к большой деревянной бочке с ледяной водой и, зачерпнув целый ковш, жадно пил, вылив остатки на разгоряченное схваткой тело. День ото дня Роджер и Хамфри, старшие сыновья графа, становились все более умелыми во владении оружием благодаря его многолетнему опыту. Но пройдет еще много времени, прежде чем он будет полностью доволен результатами своего труда. Когда-то он сам был на их месте. Кажется, это было сто лет назад. Они с Гилбертом — совсем щенки — едва успевали уворачиваться от метких и беспощадных ударов Хью Говарда, первого рыцаря старого графа де Клера, который был их наставником и никогда не давал спуску.
Наконец, отпустив своих учеников отдохнуть, он хотел направиться в оружейную, чтобы проследить за работой нового смотрителя, но не успел сделать и пары шагов, как его кто-то окрикнул. Обернувшись, Уильям увидел худенького мальчишку невысокого роста, который отважно смотрел на него в упор большими и выразительными глазами. Его опрятное платье говорило о знатном происхождении. Наверное, это сын какого-то барона, присланный ко двору графа оруженосцем или пажом, подумалось Уильяму. Слишком смазлив и хлипок.
— Меня зовут Квентин, Ваша Милость. Я младший сын лорда Стоуна. Я служу Их Светлости, вдовствующей графине Беатрис. Могу ли я надеяться на несколько ваших уроков, разумеется, когда вы не будете заняты с де Клэрами?
Уильям едва не прыснул со смеху, но вовремя сдержался, чтобы не оскорбить честь юного дворянчика. В конце концов, он и сам был младшим сыном, лишенным наследства, вынужденным самому добиваться положения в обществе. Но представить, как эти лилейные руки держат огромный двуручный меч, он попросту не мог, равно как и все остальное рыцарское облачение на хрупких плечах настырного паренька.
— Так, значит, ты хотел бы обучиться мастерству мечника? Тебе что, надоело прельщать хорошеньких женщин своим ангельским лицом? Захотел украсить его парочкой шрамов или случайно лишиться какой-нибудь части тела? — язвительно заметил Уильям, увидев гневную тень в глазах цвета византийской смальты. А этот паж был с характером. — Ну, так что же, лови.
С этими словами рыцарь немного подбросил вверх массивный меч, не боевой, но тяжелый и со специально затупленным лезвием. Паж неожиданно ловко изогнулся, поймав оружие обеими руками, только чуть заметно качнувшись и просев в спине под его тяжестью. И снова с вызовом и упорством уставился на Уильяма.
— Так я могу надеяться, Ваша милость? Это не займет много времени, я буду терпеливым учеником. Для меня это очень важно. Никто не воспринимает меня всерьез, а ведь я и вправду хочу стать рыцарем, таким же сильным и смелым как вы.
Что-то в этом искреннем и восторженном взгляде не давало возможности отказать, и Уильям согласился:
— Ладно, посмотрим, на что ты годен. Ранним утром я буду около старой кузницы. Только не вздумай потом жаловаться на синяки и выбитые зубы.
Несмотря на грозное предупреждение, лицо юного пажа просияло:
— Спасибо, Ваша Милость, я буду очень стараться! Вот увидите! — прокричал он, убегая вприпрыжку, чуть ли не пританцовывая от радости.
Какая странная встреча, подумал крестоносец, глядя вслед бесстрашному мальчишке. Вряд ли он продержится хотя бы пять минут с мечом в руках, как бы ни храбрился. В любом случае, это будет забавно, усмехнулся лорд Мелбри.
Ранним утром, когда туман еще окутывал крепостные стены, юный паж ждал в указанном месте. По тому, как он растирал продрогшие руки, было заметно, что бедняга пришел сюда чуть ли не до рассвета. Уильям прихватил с собой два деревянных меча.
— Твоя госпожа тебя не хватится, юный Квентин Стоун? — спросил лорд Мелбри.
— О нет, Ваша Милость. Она без сомнения еще спит, — торопливо проговорил паж, испугавшись, что долгожданное занятие будет отменено.
— Ну, что же, начнем.
Уильям удивлялся, как быстро его новый ученик осваивал азы ближнего боя, как легко запоминал самые замысловатые комбинации. В его руках было мало силы, но природная ловкость и умение угадывать замысел противника компенсировали этот недостаток, позволяя увернутся от смертоносных ударов. Когда он возмужает, то сможет стать одним из лучших мечников графства, пока же настоящий боевой меч был ему не по силам.
Эти занятия на рассвете нравились Уильяму, он снова вспомнил то время, когда давал уроки своему маленькому сыну. Смышленый и талантливый ученик был так не похож на Роджера и Хамфри, которые, несмотря на ежедневные изматывающие тренировки, очень медленно продвигались в мастерстве. Хотя оба имели недюжинную силу, они не могли выстроить безупречную тактику и стратегию боя, постоянно получая огромные синяки и кровоточащие ссадины от меча Уильяма.
Однако крестоносца удивляла чрезмерная стеснительность пажа. Квентин всегда был в наглухо застегнутой сюркотте с капюшоном и стыдливо отворачивался всякий раз, когда Уильям снимал верхнюю куртку и рубашку, чтобы освежиться снегом после тренировки. На Востоке он привык содержать свое тело в чистоте, что совсем не практиковало большинство рыцарей. Слуги недовольно ворчали про себя, когда в очередной раз им приходилось греть и таскать воду, чтобы наполнить большую деревянную лохань в его покоях наверху. Где это видано, чтобы уважающий себя рыцарь был таким неженкой! Ведет себя как какой-нибудь сарацин: платье меняет часто, у себя в покоях жжет какое-то дьявольское зелье, от которого воздух пропитывается сладким и горьким ароматом, сам, без помощи клириков читает все бумаги и ведет учет для графа.
Очередная утренняя тренировка подходила к концу. Но сегодня ученик был слегка рассеян и чем-то опечален, пропустив несколько сильных ударов, которые заставили Уильяма прекратить занятие.
— Да что с тобой сегодня! Наверное, я зря трачу здесь время! Соберись, скоро мне нужно приступать к своим обязанностям, да и тебе нужно будет поспешить к своей госпоже. Кстати, почему я никогда не видел тебя рядом с нею?
— Возможно, ваше внимание было отдано более значительным людям, чем я, милорд, — с печалью в голосе ответил юноша. — А грущу я от того, что завтра больше не смогу прийти сюда, отец отзывает меня обратно.
Уильям почувствовал, что от этих слов ему тоже становится тоскливо, но сказал как можно более ободряюще:
— Ну, что же, значит, ты нужен ему, это совсем не плохо. Только не бросай занятия, из тебя выйдет отличный мечник.
Глаза юного Квентина наполнились слезами, которые не смогли укрыться от внимательного взгляда Уильяма. И прежде, чем тот смог еще что-то сказать, паж сорвался с места и опрометью бросился прочь.