Паладин и Таиланд

Паладин и Таиланд

Он позвонил в полночь с чужого телефона.

   - Алё, Дольф! Это я, Киник! Киник, говорю! Узнал? Слушай, дело есть. Это не по телефону. Подойди... - он иносказательно назвал место в сквере, которое знал я да ещё несколько человек. Поправка: это название было у нас в ходу несколько лет назад. С тех пор наши дорожки разошлись, с частью товарищей по околополитическим безобразиям мы видимся пару раз в год, а с другими общаемся исключительно виртуально, а встретиться всё как-то недосуг... Киник относился к категории первых - то есть мы поддерживали необременительные приятельские отношения.

   Его странный звонок посреди ночи мог означать что угодно. Например, дружище Кин с кем-то зацепился, и ему срочно требуется поддержка. Поэтому, собираясь на встречу, я прихватил несколько "аргументов", помогающих в неприятных дискуссиях. На место встречи я отправился на такси, а, когда мы почти подъехали, попросил шофёра остановиться возле сквера и сказал, чтобы он подождал, пока я вернусь. Машину я оставил с таким расчётом, чтобы при случае можно было к ней "отступить".

   Однако худшие ожидания не оправдались. Киник был один. Он сидел на скамеечке, надвинув капюшон на лицо, а, заметив меня, вскочил, махнул рукой и зашагал в мою сторону.

   Киник - жердина ростом два метра, тощий и жилистый. Как ёлка, которая зимой и летом одним цветом, весь год он неизменно носит джинсы, гриндера, бундесверовскую куртку с капюшоном и бейсболку. Под курткой обычно надета чёрная футболка с белым трафаретным портретом Феликса Родригеса: Киник считает, что в наше время таскать футболку с Че Геварой - значит, признавать себя бараном, блеющим в мейнстримном стаде, а потому носит на себе портрет парня, который ликвидировал кумира прогрессивной молодёжи. В морозы Киник поддевает военный свитер и наматывает на шею зелёную арафатку, в жару снимает куртку и меняет гриндера на сандалии. Предельную неприхотливость в одежде он почерпнул у древних киников, откуда и происходит его прозвище. Лицо вполне благообразное, без примет хронического алкоголизма и генетического вырождения, наблюдаемых у многих неформалов, но его природные очертания закрывает борода, которую Кин стал отпускать с двадцати лет. А вот череп он бреет всё с тех же двадцати лет, и, если бы не борода, никто бы не догадывался, какого цвета у него волосы (русые в рыжину, если вам это интересно). Ещё он за каким-то хреном носит хипстерские очки без диоптрий с жёлтыми линзами, хотя зрение у него стопроцентное - нечастая удача для современного московского интеллигента.

   - Дольф, здорово! Слушай, у меня проблемы с... - он приложил правую руку к плечу, а потом ко лбу, будто козырял - это означало, что у него проблемы с "фуражками и погонами", то есть силовыми органами. - Может, меня уже ищут, может, ещё нет. Можно у тебя перекантоваться? Сутки-двое, а там я что-нибудь придумаю...

   - Да можешь и больше, места не пролежишь. Просто ты головой подумай - если тебя ищут, то где? Пойдут по родичам, по друзьям, по старым контактам.

   - Ты прав, слушай... А куда деваться? К кому попало не пойдёшь, да и кто впишет меня на ночь глядя, а надёжные люди все, выходит, пропалены...

   Решение было найдено быстро. Я позвонил нескольким знакомым, которые были на 146 процентов чисты перед законом, и вскоре мне удалось найти вписку "для хорошего человека, он адекватный, отвечаю, только срочно нужно" у одной художественной барышни.

   - Только у меня дома бардак и жрать нечего! - предупредила она.

   Пока мы шли к машине, Киник рассказал свою историю. Последнее время он работал SMM-менеджером в некой фирме в районе Чистопрудного бульвара. Сегодня - точнее, уже вчера - он шёл с работы к метро и в подземном переходе увидел скопление народа. Он подошёл поближе и стал свидетелем сцены, достойной Шекспира. Мужчина без определённого места жительства сидел верхом на даме того же общественного класса и душил её. То, что сверху был именно мужчина, можно было определить только по всклокоченной бороде, которой не было у существа внизу. Оба были замотаны в грязное тряпьё, лица имели опухшие вследствие антиобщественного образа жизни, так что не только возраст, но и гендерная принадлежность определялась с трудом. Джентльмен изрыгал нецензурные проклятия и сжимал руки на горле своей дамы, дама, лёжа на спине, сипела и слабо отбивалась. Собравшиеся причитали, слышались призывы "вызвать милицию", другие пытались усовещивать расходившегося Отелло.

   - Пошли все вон, моя баба, чё хочу, то делаю! - отвечал тот.

   Проходивший мимо господин средних лет командным голосом потребовал, чтобы бомж отпустил свою подругу, а когда тот не внял, дал ему пинка. Бомж качнулся, но замка не расцепил. Господин вполне удовлетворился результатом своего вмешательства и пошёл дальше. И тут Киник внезапно почувствовал себя рыцарем, который призван покарать зло и восстановить мировую гармонию. Для начала он достал перцовый баллончик и вылил половину в рожу унтерменша. Но тот, видно, нанюхался в жизни всякого, а потому на жгучий перчик не отреагировал. Тогда мой приятель не придумал ничего лучше, чем дать ублюдку пинка по башке. Эффект был блестящим - маргинальный элемент откинулся назад, звучно стукнулся затылком о каменный пол и замер. Недодушенная дама, кашляя, перхая и сипло матерясь, стала выползать из-под туши своего Отелло.

   - Вот спасибо, мужчина, вот правильно! - закудахтали наперебой пожилые зрительницы, - а то это что же это делается, душит среди бела дня!..

   - Уходите скорее, тут полиция близко! - негромко сказала Кинику цивильная девушка.

   А он и сам понял, что переусердствовал, натянул поглубже капюшон и растворился в людском потоке.

   - Ты понимаешь, я его пнул-то еле-еле, так, чтобы отвлечь! - горевал спаситель угнетённых. - А он бряк - и всё! А там камер как на суке блох!