Первый раз в военкомате прошёл не очень позитивно. Придя вовремя я наткнулся на помещения, где ремонта не было лет 5 – точно: стены будто растерзанные временем, сыпятся на головы студентов и не только. двое парней напротив обсуждали аптечные наркотики, довольно громко об этом рассуждали, что вызвало во мне лишь отвержение от таких скопищ людских масс. Всё-таки пройдя, но через часа три после посещения этого места. Я вышел на улицу, чтоб удержать рвоту от таких несносных чужб. На встречу мне шёл старик, он остановился:
– Добрый день, призывнычок! – как бы пропел он в иронической манере – я сразу прочувствовал эти 50 эмоций последующих за таким приветствием интересным, но ответил вежливо отнесясь к нему, – Здравствуйте! – лицемерно произнес я.
– Найдётся ли сигарета? – с надменной улыбкой проговорил он, расплываясь в своем юморном и слегка надменном естестве. Я протянул ему дешёвую сигарету из пачки "короны", на которой было относительно красивом почерком подписано: "Стиль", что меня не раз одушевляло, и смешило.
– Благодарю... – ответил он он на мой благоволительный для него жест доброй воли. Я. следя за его движениями, приметил его очки, вызывающий и не опрятный вид: помятая рубашка, блестящая на зимнем солнце щетина. Он был одет, как интеллигенция в 19 веке.
– Я давненько не разговаривал с молодыми людьми... – начал он, а немного позже стал рассказывать про свою жизнь, свои беды – что покажется типичному "бунтарю-студенту" мнимым, не актуальным, что аж поджилки бы затряслись. Слушал, к счастью, не так внимательно, не внимая его косвенным поучениям в лице его старого опыта, который, видимо, он либо говорил всем, либо выцепил меня, начав заливать свою душу в отличный от него сосуд, делясь своим опытом. Обреченно склонив голову, я спросил одно, – о чем потом пожалел, ибо за этим вопросом пошло-поехало: десятки историй, пролив свет на свою личность, вообразив себя лучшим примером для подражания он закончил через минут 30, выводя меня на беседу, чтоб, думаю, хоть сколько-нибудь он скрасил свою обыденную жизнь.
Я выслушивал его истории, проникся его личность, ибо он, как он утверждал, профессор математики в отставке? Рассказывал про беседы со своими студентами, с некоторыми интересными людьми, а, закончив свои истории, попрощался со мной, отметив нашу беседу очень содержательной и привлекательной для него. Я вернулся в военкомат, а там меня уже заискались: выкрикивая мою фамилию раз за разом, спрашивая с участников медкомиссии о моём отсутствии. Меня закинули чуть ли не силком сразу к психологу, Он был человек не из приятных. потому что его нос-картошка выделялся среди прочих черт его лица и ещё таких же участников беседы со мной, он попросил меня оголиться до пояса, показав ему руки, где значилось излюбленное место для людей с суицидальными наклонностями, не заходивших, как правило, дальше этого "ритуала", но, увидев несколько интересных для его носа-рыскалки порезов на уровне живота, зашмыгал им. Опросив меня об всём, что могло меня хоть слегка оправдать, я выдал:
– Катался на горке животом и угодил на асфальт, где и получил эти раны. – он не поверил в эту брехню, покивал головой "одобрительно", попросил девушку, которую он курировал, записать что-то, а мне ответил так: – С воображением у Вас, молодой человек, всё отлично – дождавшись утверждения на справке от его "ассистентки", подождал несколько секунд, разглядывая меня с ног до головы, и вручил мне направление к психотерапевту на другом конце города, сказал. – Всё решится там, но пока что продолжайте комиссию. Одевайтесь. Он мне сразу не понравился, но не мог же я перечить такому заявлению (хотя я потом узнал, что мог). Я спешно оделся, недовольно фыркнув ему напоследок, и продолжил "медпуть". Прочитав, что было изложено на справке, ухмыльнулся, что там было написано жирно-жирно в диагнозе так: "Расстройство личности? ". Что за бред? – подумал я, перебирая в кармане маленькую бумажку с направлением в психдиспансер, где имелся свой психотерапевт, от которого зависело попаду ли я в клинику для душевнобольных.
Через день отправился по адресу, что был указан в записке. Вошёл с горем пополам в этот диспансер, где не без помощи "ресепшена", нашёл кабинет моего своеобразного судьи, уселся, отдав в руки женщине 35-40 лет. Она была миниатюрна, черноволосая с поражающим меня тогда неимением разнообразием мимики. Сидела в своём крохотном и захудалом от времени кабинете, что по виду будто имел сотни владельцев до неё, людей, занимающих её пост. Прочитав всё, что было написано в направлении её страдальческое выражение лица сменилось на любопытство: глаза загорелись маленьким огнём от тлеющей спички, лоб "смялся", выразительными делая морщины, брови вздымились вверх, к макушке её полуседых, получёрных волосьев – она, взглянув на меня будто прочитала в моём лице, что такого недоразумения ещё в моей жизни никогда не происходило, таких недопониманий моё юношеское нутро не касалось, она лишь изменилась в лице на серый тон, который был будто ей к лицу, сказав:
– Ну, посмотрим каков ты на самом деле... "Расстройство личности? " – прочитала она повторно, выражая сокрушительное недоумение –... Иди на первый этаж, где в кабинете под номером: "8" лежат проходят тесты ещё два таких же парня. Возьми один бланк и заполняй ответы. – наставляла меня она.
Я вышел из кабинета и сразу нашёл дорогу туда, куда мне надо. Взяв бланк с вопросами и ответами, уселся на заднем ряду парт, и принялся заполнять. Вопросы были слегка удручающими, ибо только полный имбецил мог провалить его. Двое в кабинете были два парня, примерно, моего возраста: они были, по-моему, невзрачны, отличий от таких же "ботаников" я не заметил, хотя не вглядывался в их манеры говорить, в их лица, которые могли легко подтвердить мою теорию или опровергнуть. Уйдя раньше их, слышал по мере отдаления всё слабее и слабее их разговор:
–... Я и говорю! – практически шёпотом произнес один. Я, увы, не мог услышать то, что шло до этих его слов.