Посвящается Артёму Гончарову
Дорога петляла меж частных домов и гаражей. Снег блестел в свете фар подержанной «двенашки», Артём ехал домой после тяжёлого рабочего дня. Слева мелькнула яркая красная вывеска тренажёрного зала, парень притормозил, бросил взгляд на соседнее сиденье, устало оглядел серую спортивную сумку, вспомнил, что с утра планировал устроить себе вечер рук и немного позаниматься.
«Чёрт с ним, — решил Артём, вывернул руль влево и поддал газу. — Переоденусь, разомнусь, — думал он, — если не захочу дальше, то уйду».
Часы показали девять тридцать; парковка перед спорткомплексом опустела; залу оставалось работать всего полчаса.
Артём припарковался неподалёку от дверей, схватил сумку, вышел из тёплого салона на противный мороз. Лицо сразу обдало холодом, щёки закололо, парень едва не передумал в ту же секунду, но взял себя в руки и решительно зашагал к зданию. Вошёл, спустился в подвал, на ресепшне встретился взглядом с бородатым тренером, кивнул, тот, тоже уставший, кивнул в ответ. Он уже собирался уходить, переобувался, гремел ключами, что-то бубнил себе под нос. Артём решил поторопиться.
Голова его была забита работой. Утомившийся за день, он, впрочем, быстро переоделся, действуя автоматически, и через минуту уже вышел из раздевалки.
В обычно ярко освещённом помещении к вечеру горела только половина люминесцентных ламп. На беговой дорожке заканчивал кардио крупный мужчина с полотенцем на плече. Артём поздоровался с ним, прошёл вглубь зала, остановился напротив зеркальной стены у широкого стенда с гантелями, подготовил себе скамью, выбрал снаряды и стал разминаться.
Упражнение не шло. Мышцы к концу дня, что стылые куски мяса, никогда не поддавались сразу. Парень разминал предплечья пальцами, тянулся на перекладине, в спешке носился между скамьёй и турником, боясь не успеть к закрытию. Его частое дыхание скрывала музыка, вырывающаяся из большой чёрной колонки рядом с бегуном. Артём остановился, сосредоточился на неспешной мелодии и, взяв чёрную гантель с ребристым грифом, принялся в такт музыки сгибать руку. Спустя пару подходов налитый кровью бицепс будто вспыхнул мощью.
Вскоре остановилась беговая дорожка, тучный бегун слез на пол и, тяжело дыша, проковылял к дверям, за ним ушла и музыка. В зале зазвенела тишина. Беспорядочный поток мыслей тоже исчез, и Артём вдруг обнаружил в себе щекочущую тревогу. Он положил гантель на резиновый коврик, дошёл до пыльного музыкального центра между кардиотренажерами, подключился к нему с телефона, поставил «Металлику». Краем глаза заметил двух человек в коридоре. Бородатый тренер, уже в пуховике и тёплой шапке, передавал ключи невысокого роста мужичку в старомодном клетчатом свитере. Это пришёл сторож.
Артём поспешил вернуться к скамье, убрал гантель на место, взял с другого стенда короткий гриф, отточенными движениями накинул по обе стороны десятикилограммовые блины, поставил зажимы.
На мгновение прервалась музыка, парень развернулся со штангой. В зал вошёл сторож. Это был худощавый мужчина лет пятидесяти с неказистой вытянутой головой, покрытой жиденькими волосами с жуткими проплешинами. Дырявый свитер в бело-зелёную клетку оказался совсем никудышный, словно на скорую руку сшитый из обрезков прожжённого байкового одеяла.
Повернувшись к зеркалу, Артём исподлобья следил за сторожем в отражении. Хромая, тот не спеша приближался к скамьям с грифами для жима лёжа. Оказавшись на месте, он будто специально громко шмыгнул похожим на клюв носом и, точно совсем позабыв о своей хромоте, кинулся к стенду с блинами. Оторопев, Артём наблюдал, как хиленький мужичок хватает самые большие, красного цвета блины по двадцать пять килограмм и навешивает их на длинный блестящий гриф. Нагрузив с каждой стороны по четыре штуки, сторож замер, ещё раз шмыгнул носом и уверенно плюхнулся на скамью.
«Двести двадцать с грифом», — подсчитал Артём. Ему стало не по себе. В груди появилась странная тяжесть, живот начало крутить в тревожном ожидании чего-то ужасного.
Сухопарый сторож поднял тонкие руки, обхватил гриф. Артём скользнул взглядом по пальцам мужика и растерянно замер. Сначала подумал, что показалось, но затем, присмотревшись, убедился: помимо тонких узловатых большого, среднего и мизинца на правой пятерне, он ясно видит пухлый чёрный указательный с кривым желтоватым когтем и тошнотворный безымянный, походящий на телесного цвета трубку с зияющей дырой вместо ногтя.
«Ты особенный, Тёмочка», — ослепляющей вспышкой вдруг возникли в голове парня слова его деда, услышанные когда-то давно, ещё в раннем детстве. По телу побежали мурашки.
Сторож толкнул гриф, блины дёрнулись.
— Эй, — крикнул Артём и вздрогнул от своего хриплого голоса, — вас подстраховать?
Но мужик молчал, держа над собой двухсоткилограммовое железо. Музыка захлебнулась, как на зажёванной плёнке, музыкальный центр захрипел. Руки сторожа дрогнули и подогнулись, в локтях щёлкнуло, тяжёлый груз с хрустом рухнул ему на грудь. Бордовым фонтаном изо рта раздавленной жертвы брызнула кровь.
Артём зажмурился, а когда открыл глаза, то еле сдержал подступившую к горлу рвоту. Он стоял не в силах отвернуться от зеркала и напрямую взглянуть на случившееся. Руки затряслись, он едва не выронил штангу, о которой совсем позабыл, пока таращился на странного сторожа.
Вновь воцарилась тишина. Парень неслышно положил снаряд, сжал кулаки и, с клокотанием в груди обернулся. Выворачивающий душу ужас прострелил каждую клеточку его тела. Раздавленный мужик поднял голову и, уставившись на Артёма, улыбнулся во весь окровавленный рот. Сию же секунду в зале погас свет. Парень на миг решил, что ослеп от испуга. В панике он судорожно шарил руками по ближайшей скамье в поисках телефона, но тот всё никак не находился.
— Вам помочь? — чуть слышно прохрипел Артём и болезненно закусил губы.
С другой стороны зала донеслось еле слышное шуршание, а затем с оглушающим грохотом посыпались на пол железные блины.