Палитра в розовых тонах

Пролог

В прямом эфире Тринадцатого Канала транслировалось самоубийство, когда однажды поздним февральским вечером Карлина Штраус в обнимку со своим старшим братом Дереком смотрела телевизор. За окном визжала, присвистывая, вьюга, раздаваясь дикими стонами в всей округе, закладывая чувствительные уши непремиримых домочадцев. Пыльный, богом забытый ящик разносился помехами в такт гортанному пению пронзительных потоков хлесткого воздуха.

А завороженные взгляды устремились в одну точку на движущемся изображении.

Совсем еще мальчик, подросток в кожаной куртке, с волосами цвета песчаных долин и сплошь рассыпанный веснушками, походившими на ломкие крупинки песчинок. Любительская камера неопытного оператора взяла крупный план, и смутный, долговязый силуэт на секунду расплылся, словно в пьяном бреду, а затем обрел режущую дальновидный взор резкостью

Дрожащие мускулы на хрупком теле Карлины Штраус непроизвольно напряглись. Потяжелевшие веки вздрогнули, утратив былую свинцовую тяжесть непроходимой сонливости. Ручки сжались в кулаки, готовые нанести сопровождающий удар. Неприятное чувство накрыло ломкое существо, пробравшись в самую дальнюю глубь сердца, бьющее грудную клетку барабанным соло. Не покидало беспокойное чувство в ее груди, что она знала этого парня. А он знал ее. 

Друг с другом они никогда не сталкивались.

Карлина помнила, как этот совсем еще давний инцидент передавали на местной радиостанции, чей скорбящий голос слезящихся дикторов затопил гулы проезжавших автомобилей и общественных толстопузых маршруток, так что новость была не нова для ее чувствительных ушей и плотно сформировавшегося недетского рассудка. 

Торжественная ярмарка проводилась в двух часах езды от родной деревушки Карлины, в чьем торжестве та непосредственно принимала участие во всеобщем веселье. Парень выпрыгнул из душной кабинки на вершину колеса обозрения и возвышался среди мерцающей при полуденном свете паутины стальных конструкций. Даже намека на испуг не было на его лице. По юношески хрупкие плечи даже не содрогались.

Собравшийся люд столпился вокруг колеса. Большинство зевак направили на объект возникшего переполоха объективы своих камер, записывая неслышимые слова, едва донесшиеся до любопытно новострившихся ушей. Мигающие красным фонарем огни, словно змеиные глаза, пожирали жертву, лишь чтобы потом отрыгнуть до тех пор желанную добычу. Темные глаза самоубийцы мерцали, будто хрупкое пламя свечи, взгляд падал то на каменистую поверхность, куда в скорейшем времени рухнет обездвиженное тело, то на направленную в его сторону потрепанную телекамеру, то прямо в замызганный чем-то отвратительным объектив, на Карлину, которая только завороженно ловила на себе его взгляд. 

Затем парень поддался вперед, сделав один единственный шаг, и ветер засвистел вокруг камнем летящего вниз мешка с потрохами, будто тихо шепча ему на ушко трепетные слова...

Дерек слишком поздно осознал, что только что произошло, и резким движением склонился над Карлиной, будто пытаясь препятствовать ее столкновению, словно он сумел бы принять неуклонно приближающееся к земле тело на себя самого.

"Есть что и похуже", - эхом разнеслось внутреннее бормотание, стуча и дребезжа черепную коробку Карлин, пока Дерек изрядно сыпал извинениями за чужую смерть, а неугомонные крики толпы заглушали речь просочившихся в кадре перепуганных репортеров, что ослабляли узлы галстуков, душащих пропотевшие от безудрожного волнения шеи.
Карлина помнила преклонного возраста мужчину, упавшего в мясорубку на скотобойне в ближайшем мясном заводе. Перемешивались ли его разломавшиеся кости в простейшем механизме вечно? 

Карлина Штраус смотрела телевизор в обнимку со своим братом Дереком.

Дерек погиб три года назад. 

А тот мужчина все также проталкивался средь колышущихся приведений забитых свиней и коров, выпуская зловонный пар эктоплазмы из разорванных пастей. 

На вершине прекратившего работу колеса пустая, душная кобинка покачивалась из стороны в сторону, встревоженная подавно свершившимся прыжком.