Память

Память

Тяжелая капля сорвалась и упала в крохотную лужу у ног. Максим удивленно посмотрел на расходящиеся круги, которые, казалось, выбегают за пределы лужицы и продолжают расширяться уже в воздухе. Он даже чувствовал, как они проходят сквозь его тело, вызывая ощущение легкой щекотки, а потом пропадают где-то вдали. И ни на что не натыкаются при этом. И почти ничего больше не пересекают.

Глубоко вдохнув, как перед очередным тестом на стабильность психики, парень поднял голову и осмотрел пространство перед собой. Точнее попытался осмотреться, потому что ничего там не было. Практически ничего. Какой-то жалкий клочок земли, покрытый густой газонной травой. Два человека здесь бы не поместились. Еще была лужица у ног. И сам Максим.

Это было очень странно.

Пришлось посмотреть вверх и с удивлением отметить, что небес здесь тоже нет. Ни дневных, ни ночных, никаких. Но откуда тогда капает вода?

— Спокойно, — звук в этом мире расширялся, точно как водяные круги, и спустя несколько мгновений был везде. — Спокойно. Это просто сон. Вот сейчас я открою глаза…

Чтобы открыть глаза, их пришлось сначала зажмурить. Крепко-крепко, как в детстве, когда пытался таким нехитрым образом загнать страшного Бабая обратно в шкаф.

А потом он глаза открыл.

И понял, что сидит, в мягком глубоком кресле, возле стола. А напротив стоит Лев Петрович и смотрит как-то очень уж обеспокоено.

— Что случилось? — осторожно спросил Максим.

Аналитик-исследователь ведь никогда не должен терять выдержку. Он не имеет права паниковать. Он обязан знать, каким образом оказался в кабинете своего куратора! Или хотя бы быстро это понять!

В голову как назло ничего приемлемого не приходило. Вообще там было подозрительно пусто, точно как в том странном мире с капающей из отсутствующих небес водой.

— Это я у вас хотел спросить, — устало сказал Петрович.

Две недели до осуществления мечты. Какие-то жалкие две недели. Две недели, которые некто Максим Родонин должен был провести дома. А он здесь.

Нет, парень вовсе не жалел, что ближайшие несколько дней ему придется жить на платформе номер пять. Девушки, которая бы с нетерпением его ждала там, внизу, у него не было. Родители надежно закопались в своей лаборатории, изучают какие-то вирусы и совершенно счастливы. Сестре он будет только мешать. У нее большая любовь.

Просто повод для задержки отбытия на Землю ему откровенно не нравился. Да и кому бы он мог понравиться? Теперь у него есть те же самые две недели до последнего экзамена на профпригодность, чтобы разобраться, куда делись три часа его жизни и как он оказался в кабинете Петровича. Чтобы кто-то понял, или он сам, не важно. Лишь бы успеть.

То, что он не спал в течение пропавших трех часов, выяснили в первую очередь. Галлюциногены, которые мог подсыпать какой-то доброжелатель из тех, у кого шансов занять на «Смелом 16» место стажера аналитика-исследователя было гораздо меньше, чем у Максима, исключили тоже довольно быстро. Проверки и исследования показали, что никаких галлюциногенов он не принимал, ни осознанно, ни случайно. Да и не могли эти несчастные вещества объяснить, каким образом он исчез из баркаса, везущего его на Землю, и вернулся на платформу номер пять. Вот над этим все дружно и думали.

Самое забавное, что постепенно, час за часом, откуда-то из глубин подсознания всплывали какие-то неясные обрывки, картины, иногда звуки и запахи. В единое целое они пока не собрались, но доктор Мичек был уверен, что этого ждать недолго. Пройдет несколько дней, и вся эта мешанина превратится в четкие и ясные воспоминания. Вообще, все было похоже на кратковременную амнезию. Он что-то подобное уже наблюдал.

Пациенту оно больше напоминало процесс схождения с ума. А словосочетание «несколько дней» Максим начинал тихо ненавидеть.

Тот же доктор Мичек с пеной у рта доказывал своим сомневающимся коллегам, что воспоминания эти не настоящие. Ибо, слишком разные. За три часа столько всего увидеть и запомнить невозможно.

Пациента эта уверенность изумляла. Он, если честно, так и не понял, по каким признакам уважаемый психолог умудрился из его невнятных описаний вычленить что-то разное. Размазанные в пространстве краски, запахи, звуки и каша из крупинок-образов.

А еще нужно было что-то делать. Точнее, Максим хотел что-то делать. Просто не мог спокойно сидеть на месте, когда решается его судьба. На ближайший год или на всю жизнь, тут уж как повезет.

И нельзя было демонстрировать неуверенность, страх и еще множество обуревавших чувств. Ни на один исследовательский корабль не возьмут человека не умеющего задавить зарождающуюся панику. Паника и истерия, они заразны. Они мгновенно передаются от человека к человеку. И спустя несколько часов слаженная команда на корабле может превратиться в бестолковую толпу, погибшую из-за совершеннейшего пустяка.

Парень глубоко вдохнул и прижался лбом к обзорному экрану, имитирующему прозрачную пластиковую стену. Там, за этой стеной, центр связи и навигации. Он на самом деле там. И несуетливые люди в форме гражданского флота действительно вычисляют маршруты, открывают ворота, занимаются пристыковкой и отстыковкой, сканируют на наличие повреждений и посторонних предметов на обшивке. И делают еще множество малопонятных всем остальным вещей. Да, такая вот неспешная и, наверное, довольно скучная работа. По-своему величественная и жизненно необходимая.