Памятный снимок

В служебное купе зашёл седой плечистый мужчина.

- Не спи! А то назначу, в вагон со школьниками, не жалуйся потом.

Катерина вскочила, сунула ноги в шлёпки.

- Н-не сплю, Иван Степанович. Всё убрала, пассажиры отдыхают, а я дежурю, вот, — доложила она, хотя почти задремала, наблюдая в окно за далёкими огоньками в ночи, пока «Красная стрела» летела из Питера в столицу.

Он оглядел купе, все лампочки, тумблеры, счётчики, заметил шлёпки, нахмурился и побарабанил толстыми пальцами по столу.

- Где туфли, Фарафонова? Здесь не абы какой…, где ты там раньше балдела — не знаю, а фирменный поезд.

- Иван Степанович, туфли новые, натёрла, мозоли, аж сил нет…

- Пока спят ладно. Но с утра чтоб форма как на параде… Поняла, Фарафонова?

- Да-да, конечно, Иван Степанович, почищу, приглажу, туфли надраю.

- И ещё… как приедем, нашу бригаду для журнала снимать будут… рждешного, — согнул правую руку в локте и поднял указательный палец вверх, — каждый путеец увидит… не подведи.

Ушёл.

Убежала и сонливость, забегали тревожные мурашки. Как плохое видение вспомнила былые пять лет: вагоны битые и внутри, и снаружи, и когда в них летом — жара, а в зиму – холод, и всегда — дух нестираных носков, перегара и туалета. Не то, что здесь: вагоны и снаружи сверкают, и внутри блестят; пахнет приятно; все системы — без сбоёв, а пассажиры хоть и важные, но не грубят и чая с кофе пьют много. И не надо зайцев возить, посылки брать, купе сдавать похотливым путникам — оклад приличный.

Натирала до блеска туфли: «Как погладить без утюга?», но вспомнила юность — нужна железная посудина.

«Бежать в буфет? Вдруг кто проснётся, чаю захочет?».

Прошлась по вагону – тишина, спят, только сплиты жужжат. Решилась, ведь пять минут всего. Неслась, как голодная макака за бананом, два раза чуть не шлёпнулась – споткнулась.

Прибежала — буфет пуст, сердце прыгает, пот льётся, грудь ходуном.

«Отдышаться и обратно? Ждать?».

Только повернулась – хлопнула дверь, вошёл розовощёкий улыбчивый проводник-буфетчик. Выпросила посудину, и назад…

Пока кипятком нагрела кастрюльку, отдышалась. Пригладила костюм, в зеркале себя осмотрела: «Хороша я в форме! Жаль не дали пилотку, как у всех», приладила беретку на короткие чёрные волосы.

Утром улыбнуласт последнему пассажиру, смачно зевнула, взглянула на время: «До съёмки ещё полчаса. Посижу». Ноги сели в шлёпки, а она — в купе…

- Катя, только тебя ждём! — вырвала из сна недовольная коллега.

Вскочила, отряхнулась, и бежать. В ряд со всеми встала, упёрлась взглядом в объектив, и едва отщелкались: «Нет, только не…!» Холод пересчитал позвонки, и ушёл вслед за взглядом вниз: «Мля! Вот я форменная обезьяна — в шлёпках явилась». Побрела к себе, и чтоб не разревётся, кусала губы.

В купе пнула ненавистные туфли, упала лицом в подушку и плечи содрогнулись от рыданий.

*Фотография из именного состава «Красная стрела» московского метро.