Пандемониум

Расплата и новая жизнь

Но Беннетт не пришел ни через день, ни через неделю. Словно позабыл о Евгении.

Живя в постоянном ожидании смерти, Евгений перестал замечать мир вокруг. Он не ушел в себя, как это бывало прежде. Скорее просто растворился в собственной отрешенности и безразличии.

Почти без удивления услышал он как-то глухие раскаты артиллеристского обстрела, доносившиеся с окраин Москвы. Под окном собирались вооруженные люди, к чему-то готовились, таскали хлам для возведения баррикад. Потом снаряды стали ложиться ближе. Совсем близко. Со стороны Кремля трещали пулеметные очереди.

Однажды ночью Евгений очнулся от дикого грохота и звона. Он в страхе огляделся, по привычке было решив, что это пришел тот самый… В комнате никого не было. В разбитое взрывной волной окно задувал ледяной ветер.

- Идиоты! – в который раз тихо констатировал Евгений.

Его не сильно беспокоило то, что случилось: в комнате все равно было не теплее, чем на улице.

И вдруг Евгений осознал, что там, где падают снаряды, уже не имеют власти ни магия, ни астральные силы, ни доктора-убийцы с иностранными фамилиями.

Через два дня бои закончились. Евгений решил отправиться к отцу. Уже по тому, что творилось за окном, было ясно, насколько долгим и скверным станет этот путь. Но дожидаться смерти в этой поганой комнате – последнее дело.

Во второй половине дня он поскоблил щеки заржавевшей бритвой, оделся, собрал оставшиеся гроши и вышел из дома.

С неба падал снег. Садясь на землю, яркие, крупные хлопья тут же гасли, растворяясь в мерзкой серо-коричневой каше.

Никто не ехал по улице в лихих санях, не предлагал купить баранки или пироги, не кормил на скамейке птиц, не играл в уличном оркестре.

Прохожих было немало, но от каждого из них веяло какой-то рабской задавленностью, потерянностью, тоской. Они сбивались в кучи, слушая новых хозяев, только для того чтобы не потеряться в этом новом, страшном мире.

Евгений шел мимо разбитых витрин, мимо поваленной афишной тумбы. Кому и зачем понадобилось ее валить? Шел к Кремлю, хотя смотреть на него теперь совершенно не хотелось.

Он представил, как будет добираться до Твери. На поезде? А если поезда уже не ходят? Да и сколько сейчас желающих уехать из холодного, разграбленного города?

Но перед тем, как идти на вокзал, надо было попрощаться с друзьями.

Всю дорогу Евгений думал о том, что скажет Ане. Думал, как они будут вместе пить чай или вино, и грустно шутить над тем, что происходит вокруг.

Увидеть подругу ему не удалось. На двери пустой квартиры висел приколотый булавкой тетрадный листок с трогательным посланием:

«Дорогие, милые, любимые друзья!

Я с родителями уезжаю на дачу в Крым, чтобы переждать там бурю. Сама я не вижу в этом особенной нужды, но папа настоял. Как только все закончится, мы снова будем вместе. Еще веселее и дружнее. Берегите себя и ничего не бойтесь!

P.S. Леля, твою новую поэму прочитала и нахожу ее почти великолепной. Мы ее обязательно разберем!

P.P.S. Маша, милая, ты должна полюбить жизнь!

P.P.P.S. Альцина, мы всегда будем помнить о тебе!»

«Евгений…», – он попытался представить несуществующую строку. – «Будь счастлив… Не унывай… Выживи! Да. Точно. Выживи, Евгений!»

Снег валил с новой силой, как будто хотел поскорее прикрыть, упрятать несчастную истерзанную землю.

Идя по какой-то неизвестной улице (или просто изменившейся до неузнаваемости) Евгений вдруг понял, что слишком поздно вышел из дома, слишком долго слонялся по Москве. Надвигались сумерки. Если низ стал верхом, а верх низом, выходило, что любой, кого Евгений прежде не удостоил бы взглядом, теперь мог раздавить его, как жука – имел право.

Люди начинали прятаться в двери подъездов, в дыры подвалов. Где-то слышался хмельной вой гулянки, выстрелы, балалаечный звон.

Бессмысленно ускоряя шаг и пытаясь понять, где находится, Евгений наткнулся на грозную, забытую всеми баррикаду, неприступную, как крепостная стена. Надо было искать обходной путь. Или идти назад?

Воздух стал синеватым, словно в чистую воду уронили каплю чернил. В некоторых окнах печально загорались керосиновые лампы и свечи. Без пользы белели матовые шары обесточенных фонарей.

Евгений шел по безлюдной улочке, подняв воротник и разминая в карманах задеревеневшие пальцы. Он вышел к площади, посреди которой ярко пылал и потрескивал костер, огромный как у первобытных людей.

Один из стоявших вокруг костра оборванцев, бывших солдат, весело окликнул Евгения пьяным голосом. Он предложил погреться и даже угоститься «беленькой» то ли в шутку, то ли всерьез, несмотря на грубые протесты товарищей. Евгений вежливо отверг его дружбу.

Он шел все дальше и дальше, полагая, что движется в сторону дома, но готовый в любой момент убедиться в своей ошибке.

Впереди сквозь сумрак Евгений различил бредущую куда-то фигуру пожилого человека с саквояжем в руке. Он шел медленно, чуть сгорбившись, погруженный в свои мысли. Человек из прежней жизни, еще недавно личность: учитель, врач или композитор, а теперь просто старик, потерявший все, кроме своего саквояжа, пальто и помятой шляпы.

Услышав сзади нагоняющие шаги, человек как бы случайно повернул голову.