Папина дочка

Папина дочка

Ольге было 37, когда с удивлением для самой себя, она обнаружила, что беременна. Ребёнок был не нужен. Пятнадцать лет назад распался её первый короткий и бесплодный брак по причине «несходства характеров». Разбежались также стремительно, как и сошлись. Все эти годы она жила свободной «львицей», покоряющей сердца мужчин ради собственного удовольствия, что впрочем, не мешало ей извлекать вполне материальную выгоду из этих отношений.

С «виновником» её беременности, Игорем Валентиновичем, 45-ти летним врачом-невропатологом, познакомилась у общих знакомых на даче. Веселая пьяная компания. Разведен, как и она. Бывшая жена и сын далеко, ничего не связывает, на ребёнка не требует, самодостаточна и не бедна.

Ольга, сообщая ему о беременности, не преследовала цели о свадьбе, ожидала материальной помощи, да и сама, не до конца понимала зачем сказала. Но случилось неожиданное. Он в свои 45 в полной мере насладившийся жизнью в одиночестве, мгновенно проникся чувствами к сотворённому им дитяти. Ради ребёнка предложил «замуж» и свою квартиру для совместной жизни.

Ольга решительно отказалась оставить маму и Игорь переехал к ним. Именно с тещей у него сложились теплые, уважительные и даже проникновенные отношения. Ольга же, немного успокоившись во время беременности и дочкиного младенчества, всё же задыхалась в тесных семейных рамках. Несколько раз уходила из дома по зову своих «львиных» инстинктов, а после смерти матери, через шесть лет после рождения Ларисы, настояла на разводе, выдворив Игоря.

Со смертью бабушки кончилось Ларисино счастливое детство. Ей исполнилось двенадцать, когда мать поменяла квартиру на другой город, сбегая от очередного «мужа». Девочка выпрыгнула из вагона поезда в последнюю минуту, оставив матери на столике в купе прощальное письмо с наилучшими пожеланиями новой жизни. Только без неё, Ларисы. Она остаётся с папой.

Всего на год вернула себе детство. Через год умер отец. Было ему почти 60. Умер тихо и внезапно, сидя в кресле перед телевизором с пакетиком арахиса в руке. Что-то видимо, знал, раз оставил завещание, по которому квартира, гараж, ауди и сберкнижка (на пару лет безбедной жизни) доставались Ларисе. Видимо, страховался от претензий старшего сына, на всякий случай.

А дома, только Лариса об этом знала, имелась жестяночка из-под «Монпасье» фабрики им. Бабаева за три рубля пятьдесят копеек. Баночка когда-то принадлежала бабушке, папиной маме. Лежали там отнюдь не леденцы, а семейные реликвии, которые бережно сохранялись и передавались по наследству от женщины к женщине в руки. «Следующими» ручками были её, Ларочкины, тонкие и изящные, с длинными нежными пальчиками и розовыми миндалинками-ноготками.

Мы никогда не бываем готовы к горю. В тот же день Лара дала телеграмму матери. Не потому, что верила в её помощь, поддержку и любовь, а просто потому, что больше дать телеграмму было некому. Тринадцатилетняя девочка понятия не имела, как и что ей нужно сейчас делать. Мать приехала сразу, забрала у Лары всю имеющуюся наличность и приступила к организации похорон, поминок, девятого дня.

Лара во всей этой кутерьме практически не участвовала. Первые дни её голова раскалывалась от напряжения, пытаясь вместить в себя произошедшее. После похорон долгое время отсутствие отца никак не сочеталось у неё с фактом смерти. Отец не мог быть этим могильным холмиком земли, покрытым венками от «скорбящих», «любящих», «сотрудников».

Первое столкновение с матерью состоялось утром десятого со смерти дня, когда они сели завтракать, и Лариса, подняв на неё наигранно наивные глаза, спросила, когда та уезжает. Ольга, поперхнувшись кофе, откашлялась, нежным и подчёркнуто сладким голосом почти прошептала: «Ларочка! Я разве мешаю тебе?». Лариса, нервно передёрнув плечиками, молча вышла из кухни. Больше она ничего у матери не спрашивала.

Мать на близость не напрашивалась. Лариса всё больше от неё отстранялась. В сущности, ей было удобно: поесть приготовит, бельё выстирает, квартиру уберёт. Ольга решала проблемы с деньгами, не понятно как, но с дочкой это не обсуждала. А та и не спрашивала. Сбереженья отцовские были для Лары недоступны. Ей не было 16-ти, да и в наследство пока не вступила. Часто думала о том, что не будет делиться с матерью ни за что!

Ольга при уборке квартиры всё время находила какие-то «совершенно ненужные вещи», которые куда-то относила и продавала. Лариса не вникала, насколько была нужна или не нужна кипа новенького, в упаковках, постельного белья, статуэтки с полочки над кроватью отца, посуда, ещё бабушкина, доставалась из закромов по праздникам. Точно тем же путём освобождался от «хлама» гараж.

Значим было то, что мама покупала всё самое вкусненькое, что любила Лариса, одевала на её, Ларисино усмотрение, не хуже, чем при папе. А свободу ребёнок получил такую неограниченную, какая при отце была невозможна. Пользуясь отцовскими связями, мама покрывала справками её школьные прогулы и не читала моралей о пользе знаний, как это делал отец. Лариса поняла: мама исправилась. Она стала «хорошей» мамой. Ребёнок расслабился и получал удовольствие.

Безалаберная по своей натуре, Ольга, довольно натерпелась от последствий собственных поступков. Последние годы мужчины ей попадались всё более и более обременительные. Сказывался возраст. Прошли те времена, когда содержали её, теперь содержала она. Её квартира была под банковским кредитом, не афишировала, и от дочки тоже скрывала сей факт.