Парадоксальная логика страстной любви

Парадоксальная логика страстной любви

Вкус кофе в чашке белого стекла
И хруст печенья из прозрачной вазы.
И все тревоги и сомненья разом
Единственная встреча отняла.
Вот так бы пить глотками, не спеша,
(Как наша жизнь привычна к многословью)
И то, что называется любовью,
Еще острее чувствует душа.

Людмила Абзаева

Верочка Петровна, так звали её ученики и коллеги из текстильного колледжа, где она преподавала графический дизайн, рисование и основы композиции, страстно любила читать женские романы, особенно те, где женщины были талантливы, умны и целомудренны, а мужчины… мужчины оказывались подлецами и получали по заслугам.
Верочке было тридцать пять лет, жила она одна в собственной двухкомнатной квартире в старой пятиэтажке, доставшейся ей по наследству от бабушки, маминой мамы.
С этим домом, с вещами и предметами быта, окружающими её жизнь, было связано очень многое, практически всё.
Когда-то, очень давно, в другой жизни, Верочка Петровна сама училась в техникуме, где теперь преподавала.
Бабушка постоянно проживала на даче, где её супруг некогда создал почти городские условия: водяное отопление, газ, водопровод, санузел, а в квартире жила внучка с подружкой Мариной, умненькой и компанейской девочкой из общежития.
Вдвоём им жилось и училось замечательно.
Они были молоды, веселы, любили шумные компании и танцульки, часто ходили в гости к подругам и приглашали к себе.
Верочка Петровна дочитала последнюю страницу романа, задумалась, даже прослезилась слегка.
Главного героя, соблазнительно красивого, но коварного и бесчестного, звали Романом. Женщина принесла табуретку, залезла в антресольное отделение шкафа, где хранились старые альбомы с фотографиями.
Вот этот, с коричневым бархатным переплётом. Первый курс. Самые счастливые воспоминания. И самые трагические.
Вера включила торшер, села в кресло, положила альбом на колени, руки на переплёт и закрыла глаза.
Прошлое разбудило память.
“Позабудь об этом дне, спор не нужен никому. Не читай нотаций мне, мама, это ни к чему.
Снова к друзьям я своим убегаю, что меня тянет туда, я не знаю. Без музыки мне оставаться надолго нельзя. Музыка на-а-ас связала, тайною на-а-а-шей стала. Всем уговорам твержу я в ответ – нас не разлучат, нет! Музыка на-а-ас связала, тайною на-а-а-шей стала, всем уговорам твержу я в ответ – нас не разлучат, нет!”
Разлучили! Впрочем, это исключительно её вина.
Верочка Петровна физически ощутила сильные Ромкины руки на своей талии, через которые от него к ней перетекали сгустки удивительной по эмоциональной окраске энергии, его горячее дыхание, шорох танцевальных шагов и эта песня, рвущая душу в клочья.
Он был замечательным танцором, приходил в гости довольно часто, постоянно пытался ухаживать за Верочкой, но она почему-то танцевала с другим, с Игорем Шилкиным, его товарищем, который девочке совсем не нравился.
Обычно люди наслаждаются любовью, Верочка же от неё только страдала.
Роман был строен, силён, красив и надёжен. Он приходил и приходил, причём именно к ней, постоянно демонстрировал свои романтические намерения и знаки внимания.
С Мариной Ромка был учтив и галантен: танцевал с ней, беседовал, но отстранённо, не как с привлекательной девчонкой, скорее как с сестрой.
Марина тоже с ходу влюбилась в Ромку, напропалую кокетничала с ним, но ответного шага так и не дождалась, поэтому переключилась на Игоря.
Верочка плакала ночами, ругала себя последними словами, но никак не могла перебороть своё странное смущение, и заставляющее застывать от внутреннего холода предчувствие чего-то тревожного.
При виде Ромки у неё подкашивались ноги, леденели руки, прерывалось дыхание. Она столько всего хотела ему сказать, она готова была целовать его ноги.
Но только в мечтах.
В реальности девочка впадала в глубокий ступор, не позволяющий даже смотреть на любимого.
Если Ромка случайно или намеренно дотрагивался до её руки, если говорил что-то ласковое, если смотрел настойчиво и нежно, у Верочки начиналась паника. Она ничего не могла с собой поделать.
Любовь была какой-то мучительной, изнуряла, причиняла боль, препятствуя сближению.
Окружающие их люди видели, что именно происходит, только не догадывались – почему именно так.

Верочке и Ромке сочувствовали, за них переживали. Кто-то пытался давать им советы, другие шушукались и вертели пальцами у виска.
– Она что – совсем слепая, не видит, как Ромка старается понравиться, как предупреждает любые желания, как смотрит на неё. Глупая, довыёживается же – уведут парня, как пить дать уведут.
Однажды Ромка набрался храбрости, или отчаялся окончательно, и поэтому пригласил любимую на решающий танец. На этот раз он не стал держаться на расстоянии, нежно прижал девочку, признаваясь в любви, и предложил сыграть свадьбу.
Его чувства были глубоки, а намерения серьёзны.
Верочка долго молчала, потом крикнула, – нет, нет и нет!
– Почему, скажи – по-че-му?!
Ответа не последовало, зато была затяжная истерика, поставившая крест на дружбе, на встречах, на всём.
Ромка тогда перевёлся учиться в другой техникум, и через год женился. Жил ровно, ни к чему не стремился, ни о чём не мечтал, хотя отцом и мужем был образцовым. Вот только огонь в глазах потух навсегда. Он постоянно вспоминал Верочку, то и дело выдумывал новое продолжение их несостоявшегося романа и верил, что когда-нибудь...
В квартиру Вериной бабушки с тех пор никто не приходил в гости.
Марина переселилась обратно в общежитие, с Верой общалась только в техникуме, но тем для разговоров и причин дружить день ото дня становилось всё меньше.
Верочка Петровна окончила техникум с красным дипломом, поступила на педагогические курсы и вернулась преподавать. Её любили ученики, обожали преподаватели-мужчины, за ней пытались ухаживать: безрезультатно.
Что-то внутри в тот роковой день до предела натянулось, затрещало и лопнуло, причинив нестерпимо острую боль и ощущение абсолютной пустоты, которые она несла по жизни как знамя чего-то непонятного, но важного.
Верочка разучилась дружить, любить, улыбаться, радоваться, посвятила свою жизнь без остатка профессии дизайнера, хотя сама ничего оригинального и ценного сотворить не могла, для этого у неё не хватало энергии созидания.
Жизненные силы уходили на то, чтобы опекать и оплакивать боль. Именно потому она и читала женские романы, именно потому выбирала из них те, где мужчина обязательно должен оказаться подлецом и негодяем.
Верочка Петровна дочитывала новое произведение и начинала мысленно редактировать события, перекраивая под некогда пережитую ситуацию, переставляя персонажи местами. В её варианте негодяйкой оказывалась женщина, стараниями которой мужчина и превращался в монстра.
Она даже подумывала начать писать, но изложить правдивую историю не могла, не смела, а врать не хотела принципиально.
Верочка Петровна понимала, что совершила трагическую ошибку, что Ромка ни в чём не виноват, что причиной всему её необоснованный, губительный страх.
Она боялась… боялась, что не так хороша для него, для Ромки, что может не справиться с ролью возлюбленной, и когда-нибудь, без разницы – когда именно, разонравиться ему.