Я спешил к убежищу. До него было недалеко – минут двадцать бодрого шага. Я был налегке и мог бы перейти на бег, но решил не расходовать силы зря.
Убежище было построено задолго до этого всего, но его существование осталось тайной. В разговорах изредка я высказывался в пользу организации убежища, в котором можно будет отсидеться в случае каких-либо опасностей, и насколько это может оказаться полезным. Меня неизменно поднимали на смех, остроумно называя параноиком и лоботрясом, незнающим, куда приложить силы и средства. Такая реакция окружающих постепенно отвратила меня от мысли совместного спасения. Залог выживания виделся только в слаженных действиях спасающихся. Если же окружающие недостаточно дальновидны, единственный способ избежать разногласий внутри группы – индивидуальное спасение. Нет группы – нет и разногласий. Так я стал выживальщиком-одиночкой.
Я считал, что готовность к разнообразным неприятностям не помешает, но относился к этому без фанатизма, который можно увидеть у некоторых современников, уходящих от мира в удаленные районы лесов и гор, отказывающихся от достижений прогресса. Не так уж и много сил тратил я на обустройство убежища, накопление припасов и периодическое их обновление. Совсем немного, учитывая, что сейчас эти усилия, кажется, спасут мне жизнь.
Больше всего я опасался войны или эпидемии какой-нибудь смертельной болезни, но все случилось несколько иначе.
В один из дней небо прочертил огненный след, скрывшийся за горизонтом. Земля вскоре ощутимо содрогнулась, и раздался отдаленный гул. По-видимому, это был крупный метеорит. Как впоследствии я понял, он упал страшно далеко, но был просто огромен.
Через некоторое время небо начало темнеть, заметно похолодало, и вскорости пошел снег. Снег! В наших-то широтах!
Я понял, что дело худо и решил эвакуироваться.
И вот – стою у входа в своё убежище, и на мою голову оседают снежинки. Я окидываю прощальным взором мир, покидаемый мной на довольно продолжительный срок. Надеюсь, когда я выйду на поверхность, климат примет естественные формы и хоть кто-нибудь из моих сородичей выживет. На поверхности им придется непросто, но они сами виноваты. Они повели себя как глупые трицератопсы, не видящие дальше своих рогов.
Я резко развернулся, чуть не задев хвостом скалу, и вошел в пещеру, служившую мне убежищем.
***
Экскурсовод остановил группу возле голограммы.
– А здесь мы видим представителя вымершей фауны. Данный вид был чрезвычайно распространен около двенадцати миллионов лет назад. Он расселялся почти по всей планете, однако, расселение это было крайне неравномерным. Это было стайное животное. Некоторые стаи насчитывали десять миллионов особей. Вместе с тем, были значительные территории, на которых не удалось обнаружить даже следов данных существ…
– Скажите, почему они вымерли?
– Сложно сказать. Это был достаточно развитый вид. У них был довольно крупный мозг, четырехкамерное сердце, никакого хвоста. Согласно общепринятой теории, их зрение было способно даже различать цвета! Результат анализа окаменелостей показывает, что у них была развита вторая сигнальная система, что свидетельствует о высоком уровне общения. Вместе с тем, по-видимому, закат этого биологического вида был стремителен. Ученые находят по всему миру гигантские скопления скелетов данных существ. Чаще всего в таких скоплениях скелеты заключены в металлической скорлупе группами по нескольку особей. Что заставило их сбиться в такие скопления? Почему на месте логовищ самых крупных стай обнаружены массивы земли, спеченные как после воздействия очень высокой температуры? Почему эволюционная ветвь резко обрывается? Боюсь, на эти вопросы современная наука дать ответы пока не способна. А теперь прошу вас пройти в следующий зал, где вас ждет другой вымерший вид…
Я больше не слушал экскурсовода. Я смотрел на существо, которое бродило по нашей планете миллионы лет назад. Две верхних конечности, две нижних, хвоста нет, верно. Голова почти целиком покрыта мехом. Когти плоские, зубов не видно, наверное, мелкие. На информационной табличке значилось, что данный экземпляр являлся редкой находкой – он был найден в каменной норе явно искусственного происхождения, набитой припасами. Видимо, этот зверек делал запасы на зиму, но что-то пошло не так. Я вздохнул. Настроение мое стало философским, как всегда со мной случалось от посещения музея. Что мы перед Историей? Песчинки…