Парень, что не со мной

Часть 1

Девушка встречает парня. Парень встречает девушку. Классическая история. Классикой является и то, что он обещает написать сразу же, как окажется у компьютера, но не пишет. Вы оба только подростки, и это были просто несколько недель в языковом лагере в чужой стране. Первая влюблённость не всегда любовь. Ты думаешь, что стоило тоже взять его адрес. Но его голос, его заверение… Всё звучало так убедительно. Его прикосновение соответствовало фразе. Хантер провёл рукой по моей ноге, смотря на меня согревающим взглядом. Мне не было холодно. Испания тёплая страна с совсем небольшой разницей между летними и зимними температурами. Просто он действительно согревал меня. Парень, что сидел рядом со мной на пирсе из деревянных досок, ещё недавно бывших сухими. Я запомнила завершившийся залповый дождь и то, что пирс был твёрдым, а парень мягким. Не его характер, а кожа его ладони. Хантер не впервые касался меня. Я не в первый раз видела так близко его часто спутанные волосы, в которые тянуло запустить ладонь и потянуть за них, и лицо, что настолько красиво, что его хотелось зарисовать. Если бы я только умела… Но изучение испанского давалось мне проще, чем когда-либо рисование при кратковременном посещении художественной школы в детстве. Губы Хантера были сильно поджаты, когда он мотнул ногой, немного погружённой в воду, и проговорил:
– Я напишу тебе, как только доберусь до компьютера.
– Хорошо.
– Можно... Можно тебя поцеловать? Я пойму, если ты не хочешь.
Как по мне, Хантер нёс чушь. Я очень хотела. Сидя рядом с ним, я чувствовала себя правильно, и момент, когда я услышала вопрос, ничего не изменил. Я молча кивнула, но внутри мне стало нервно. Казалось, Хантеру тоже. Он медленно наклонялся к моему лицу, так медленно, словно в его голове проносилось множество мыслей. В моей их точно было полным-полно. Как себя вести? Прикоснуться ли к нему тоже? Ему понравится? А если не понравится? Я ещё никогда не делала такого ни с кем. Он ощутит, что я неумелая, или нет? Его лицо тем временем становилось всё ближе, и Хантер выдохнул мне куда-то в направлении подбородка прежде, чем всё просто случилось. Влажные губы коснулись моих нежным движением, не пересекающим грань. Я невольно вздрогнула от ласки и осмелела. Я осмелилась обхватить шею Хантера, протянув к ней правую руку сбоку. Он шевельнулся, и я подумала, не хочет ли он уже закончить. Нет, он не хотел. Поцелуй наоборот стал более уверенным. Из мимолётного пылким и головокружительным. У меня словно потемнело в глазах. Сколько ещё целовал меня Хантер? Несколько минут? Час? Я не могла знать. При мне не было часов. И я всё равно не смогла бы на них посмотреть. Я была занята чем-то приятным. С различимым звуком Хантер слегка втянул мою нижнюю губу между своими губами, прежде чем отодвинуться и погладить меня по щеке. Наверное, он уже целовался раньше. Наверное, в этом я у него не первая. Я быстро отмахнулась от мысли под влиянием его касания. И поверила Хантеру. Безусловно поверила, будучи юной и очарованной им, всем, что было в нём, начиная с голоса и заканчивая его мыслями о жизни и людях. Но он не написал. И я стала жить дальше. Довольно просто жить дальше, когда и не было ничего особо серьёзного. Лишь разговоры, взгляды и прикосновения. И единственный поцелуй накануне отъезда. Мой первый поцелуй за пятнадцать лет существования на земле.
Но теперь у меня другая жизнь. Всё забыто. Кроме самой страны, что точно влюбила меня ещё до встречи воочию. Я всегда грезила об Испании. Скорее не совсем всегда, но с тех пор, как в школе выпало изучать этот язык. В учебнике были не только теоретические основы и упражнения, но и фотографии красивых мест, величественных зданий и памятников архитектуры, дошедших до наших дней, и краткие сведения о них. Дома я не сразу садилась за прочие уроки, а читала о достопримечательностях и жизни там, о местах, куда стремятся туристы, и мечтала однажды побывать хотя бы в крохотном городишке, просто чтобы ощутить колорит. Но мне повезло даже больше. В свои пятнадцать я оказалась в языковом лагере в самой Барселоне и за четыре недели ещё больше влюбилась в язык и в страну. Я пообещала себе обязательно приехать снова. И ещё, и ещё. Столько раз, сколько смогу, пока живу на белом свете. Я отклоняюсь на спинку стула в одной из кофеен Барселоны. Так хорошо вновь быть здесь. Несмотря ни на что и ни на кого. Дышать местным воздухом с ароматом специй и моря. Наслаждаться традиционными блюдами и окружающей красотой. Слушать звук волн, закрывая глаза. Но кто-то опускает руку мне на плечо, и волшебство уходит. Я поднимаю веки и вижу кольцо. Могла и сразу понять, что это Пол. Он наклоняется с поцелуем. Я не хочу устраивать сцен. Губы соприкасаются с моими губами на несколько секунд, а потом Пол садится напротив. Пока он всё ещё мой муж. Но у нас договорённость, и он с ней согласился.
– Что?
– Ничего. Просто я думаю...
– Не было ли ошибкой нам жениться?
– Не было. Мы провели вместе восемь счастливых лет.
– Почти девять, Хейли. Я считаю и тот год в университете, когда мы просто общались.
– Да, почти девять, – соглашаюсь я. Если честно, я не уверена, как справилась бы с выпускным годом без знакомства с Полом. Стресс от самого словосочетания казался таким колоссальным, и про экзамены было просто страшно думать. Слова родителей, что не я первая, и не я последняя, кто заканчивает альма-матер и выпускается в большой мир, помогали так себе. А Пол мог развеселить и отвлечь. Он всё ещё может отвлечь. И он мой первый мужчина. Не то чтобы я собираюсь держаться за эту истину всю оставшуюся жизнь и избегать всех прочих представителей его пола, но это что-то да значит. Значило на тот момент, когда мы впервые занялись любовью. – Я надеюсь остаться тебе подругой, и что ты останешься в моей жизни, как друг.
– Только если ты познакомишь меня со своим новым парнем, прежде чем выходить за него, чтобы я мог на него посмотреть и оценить непредвзято. Когда он у тебя появится, а он точно появится.
– Аналогично. Я тоже хочу знать всё о твоей новой девушке. Чем займёмся сегодня?
– Парк аттракционов. Согласна?
– Конечно. Мы же собирались.
Пол расплачивается по счёту после того, как мы оба заказываем с собой ледяной кофе. Парк аттракционов Тибидабо расположен у подножия одноимённой горы. Здесь множество развлекательных зон, и даже сохранился аттракцион из настоящего самолёта, впервые совершившего перелёт из Барселоны в Мадрид. Я узнала об этом в одну из своих прошлых поездок, когда со мной единственный раз отправились и родители. Им понравилось, но не так, как мне. Полу нравится больше, чем им. Мы вдвоём побывали тут впервые, ещё только начав встречаться. Но он боится высоты и остаётся на земле, пока я запрыгиваю в кабинку колеса обозрения. Дома я всегда вспоминаю о видах, открывающихся сверху. Без особой причины такое нельзя пропускать. Я каталась на нём каждый раз, что приезжала в Барселону. В самый последний момент в кабинку заскакивает какой-то парень. Я уже надеялась остаться одна. Не вышло. Неважно. Он обладает полным правом выбрать любую кабинку, если в ней есть место. Я заправляю волосы за ухо, чтобы не лезли в глаза, и замечаю, что со шрама на боку ладони смазалась вся тоналка. Не такой уж он и уродливый, но иногда я не могу на него смотреть и испытываю потребность замазать. Так было и сегодня утром. Тональный крем остался в номере. Чёрт. Ну ладно. В конце концов шраму уже пятнадцать лет. Получен как раз в лагере. Так ширкнул по коже большой ржавый гвоздь. Я задела его, собираясь вылезти из воды, подтянувшись на пирсе. Впоследствии Хантер видел рану. И сказал, что до свадьбы заживёт. Не зажило. В сумме два неисполненных обещания. Хотя в случае именно с раной пятнадцатилетний парень вряд ли мог на что-то значительно повлиять.
– Не прошёл?
Я слышу низкий голос своего соседа по кабинке. Лишь бы быть вежливой, я поднимаю голову и замечаю потрёпанные джинсы, серую майку, сохранившуюся немногим лучше, и тёмно-синюю кепку, что парень держит в руках. Ему как будто нервно. Что, первый раз? Или не первый, но всё равно страшно, и одновременно хочется? Или боится, но решил посмотреть страху в глаза и покончить с ним? Если так, то это смело. Я бы тоже так поступила. В лагере мы летали на воздушном шаре. Я находилась в корзине, но выпрямиться и оглядеться потребовало немало внутренней отваги. И прикосновения Хантера, которое и пробудило её под воздействием его улыбки. Солнце освещает кабинку под нужным углом, чтобы рыжевато-коричневые волосы парня отливали цветом, который можно сравнить с бронзой. Я пододвигаю ноги на случай, если парня стошнит. Мало ли что. Красивых тоже, бывает, тошнит. Он чуть улыбается, смотря в мои глаза. Отчего он так пристально смотрит? У меня нет кольца. Я сказала Полу, что не хочу его носить. Но сейчас оно могло бы защитить меня от непрошеного внимания.
– Что, простите?
– Твой шрам.
– По-моему, это не ваше дело.
– Я действительно был уверен, что это ерунда, – будто и не слушая, говорит парень. – Понимаю, ты меня не узнаёшь, но я узнал тебя почти сразу, как только увидел у входа, Хейли.
О Боже. Он знает, кто я. Более того, ему известно про шрам. Господи. Я в одной кабинке с Хантером Джонсоном. С парнем, что не со мной. И парень из лагеря уже больше не парень. Он вырос, что логично, ведь я тоже не осталась пятнадцатилетней. Я имею в виду, он уже мужчина. Совсем мужчина. Чёрт, он... прекрасен. Мне трудно описать его иначе. Вернее, существует масса эпитетов, например, сексапильный и мужественный, но если одним словом, то он именно прекрасный. Его губы стали толще. Вот об этом точно не надо об этом думать. Я замужем. Ненадолго, но лагерь закончился. Давным-давно.
– Хантер. Это ты?
– Я.
– Ты... Вот так встреча. Я и не думала, что мы когда-то увидимся.
– Да. Аналогично.
Он наклоняется вперёд и теребит кепку, при этом чуть прикусывая нижнюю губу. Когда мы целовались в первый и единственный раз, Хантер слегка зацепил зубами мою губу. Именно тогда я не почувствовала, и он, думаю, тоже. Мы были увлечены. Я увидела небольшую опухоль позже. Почему я вспоминаю это сейчас, кроме как из-за того, что его жест словно возвращает мысленно в прошлое?
– Как ты? Кем ты стал?
– Я фрилансер. Пишу статьи для разных газет, не только для наших. Не всегда жизнь светлое и благополучное место, но в целом всё хорошо. А ты как? Работа, личное, родители?
Его пытливый взгляд словно проникает мне под кожу. Так было и тогда. Взгляд ничуть не изменился. И Хантер всё ещё рассуждает слишком мудро, слишком здраво. Иногда мне хотелось сказать ему, что внутри него, возможно, заперт какой-то старец, вторая личность в одном теле, потому что нельзя быть таким рассудительным в пятнадцать. Но я так и не произнесла вслух ничего подобного. Я была недостаточно открытой, несмотря на всю степень той нашей близости. А теперь мы просто знакомые.
– Всё хорошо. Во всём. В целом. Я работаю в инвестиционной компании. Это не очень интересно, но мне нравится. У меня образование в данной области, так что я из тех, кто давно определился. Вот как-то так. И с родителями тоже всё нормально. Они не так давно завели собаку и ещё как бы нянчатся. Занятия с кинологом, разучивание команд, и всё такое. Щенок ласковый, но у них ещё адаптация, так что я жду, когда он станет более послушным и не будет прыгать на меня, задевая когтями колготки и пуская стрелки.
Я не могу понять, отчего рассказываю так много. Я умолкаю, потому что Хантер переводит взгляд к окну. Наверное, он уже потерял интерес. И ладно. Мы уже должны скоро закончить круг и опуститься вниз, а я ещё мало смотрела на окружающие виды. Нужно вроде как приступить и, возможно, сделать пару фото.
– А тот парень внизу? – не отрываясь от окна, снова заговаривает Хантер и говорит он очень быстро, словно время ограничено. – Друг? Парень? Можешь смело послать меня куда подальше с таким вопросом и проигнорировать то, что я спросил. Просто... Ну просто я не написал, а мы... мы вроде нравились друг другу. На тот момент, по крайней мере. В общем, вряд ли тебе нужны мои объяснения спустя все эти годы, но мне было пятнадцать, и мои вещи стирала мама. Она постирала вместе с джинсами тот лист с твоим адресом. Она не проверила карманы. Извини.
Я не уверена, как себя вести. Он извиняется за то, что было так давно, и за то, в чём даже нет его прямой вины. Я представляю, если бы он мне написал. Мы оба были из Нью-Йорка, мы бы встретились, и кто знает... Моя влюблённость могла стать любовью, не слабым её подобием, как с Полом, а чем-то, что наполнено огнём и страстью. Хантер так касался... Его руки привлекают мой взгляд. Они теперь такие большие, такие мощные и довольно накаченные. Не слишком, а в меру. Может быть, он посещает фитнес-центр или занимается дома. Я бы коснулась их, просто чтобы почувствовать изменения на ощупь. Но он... Есть ли у него кто-нибудь, кто также ждёт его внизу, как меня Пол? Девушка? Невеста? Жена? Кольца нет, но я-то знаю, что это может ничего не значить.
– Прошло много лет, Хантер. Мы нравились друг другу в тот момент, как ты и сказал. А теперь у нас обоих наверняка есть люди, с кем мы очень близки. Тот парень, которого ты видел, мой муж.
– Муж. Ясно.
– Мы можем обменяться номерами телефонов и встретиться ещё, если ты пока не уезжаешь, и если у тебя будет время.
Что он мне ответит? Захочет ли давать свой номер и брать мой? Хантер переводит взгляд ко мне и моргает. Мы начинаем медленно снижаться. Он трёт щёку костяшками. В этом движении нет ничего сексуального, точнее, не должно быть, но со мной что-то творится. Что-то непостижимое. Словно я хочу поцеловать Хантера, наплевав на его существующую или гипотетическую женщину, потому что когда-то он был моим первым поцелуем, и мне хочется сравнить. И возможно даже, что не только сравнить, но и пойти дальше. Моё тело отзывается дрожью в ответ на эту мысль, и, по-моему, твердеют соски. Чёрт. Сколько там ещё до земли?
– Не уезжаю, – качает головой Хантер и отклоняется на сидении, по виду что-то обдумывая. Он обдумывал всякое и в пятнадцать. Сны, что ему снились, разговоры, когда родители звонили в лагерь узнать, как у него дела, и расписание дня, составленное персоналом. Хантер хмурился, если ему не нравилось какое-то общее мероприятие, и утверждал, что отсидится в комнате. Но ему никогда не везло. Вожатые могли по несколько раз обходить жилые помещения в поисках тех, кто пытался увильнуть, и заглядывали они в том числе и в туалеты. За четыре недели Хантер неоднократно приходил в чьём-либо сопровождении с выражением лица, что красноречиво передавало его мысли. Неужели это снова происходит со мной? Ну почему мне так не везёт? – Только в четверг на следующей неделе. Пробуду здесь ещё пять дней. Твой муж не будет возражать, что тебя уводит кто-то из давнего прошлого, или он пойдёт с нами?
– Не будет. А пойдёт он с нами или нет, я у него спрошу.
– Ладно, – Хантер достаёт свой сотовый из заднего кармана. – Напиши мне свой номер, а я запишу тебе свой. Только дай телефон.
– Как мне подписать? Хейли из лагеря?
– Просто Хейли. Я записал себя, как Хантер. Можешь потом переписать, если не устроит.
– Меня устраивает. Я сама записала бы так же.
Мы возвращаем друг другу наши телефоны. Хантер улыбается мне. Я тоже улыбаюсь ему. Улыбка у него осталась прежней. Хотя не во всём. Зубы выпрямились. Хантер говорил, что после возвращения из лагеря ему наконец установят брекеты, и тогда в зависимости от хода процесса либо через годик-другой, либо ко дню поступления в университет или около того у него всё будет идеально ровно. Кажется таким сюрреалистичным, что я столько знаю и помню о нём, пусть и прошло столько лет. Колесо замедляет ход. Я готовлюсь выходить и встаю раньше необходимого. Не стоило этого делать, честное слово. Потому что колесо вдруг дёргается, и от неожиданности меня ведёт назад. Я промазываю мимо поручня, за который могла бы схватиться, когда натыкаюсь на прикосновение. Хантер выставил руку. Я понимаю, ещё даже не повернув голову к нему. Там больше ничего не было, что могло бы меня сдержать. Рука соприкасается с моей спиной через почти прозрачную ткань блузки. Я могу чувствовать очертания каждого отдельного пальца. В сердце словно вспыхивает огонь. Ощущение, от которого всё как расплывается перед глазами. Мир, двери кабинки, лицо Хантера, когда я всё-таки на него смотрю. Сосредоточься, Хейли.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Не возражаешь, если я позвоню позже?
– Нисколько. Пока, Хантер.
Я ступаю из кабины на твёрдую землю. Пол машет мне с расстояния в несколько метров впереди. Я иду к нему, где не так многолюдно, и он приобнимает меня, как только я оказываюсь близко.
– Ну как там наверху? Всё супер?
– Супер не то слово. Получились обалденные фотки, сам увидишь.
– Да я и не сомневаюсь. Я проголодался. Может, что-то пожуём?
– Я буду хот-дог. Два хот-дога.
– Тогда пошли. Я присмотрел тут одно заведение на колёсах.
Я оглядываюсь к колесу обозрения, но Хантера близ него уже нет. Всё-таки мне интересно, с кем он здесь. Не может быть, чтобы один. Почему я не спросила? Потому что на самом деле не хочу слышать ответ? Внутри меня столько всего всколыхнулось. Воспоминания о тех днях, прикосновениях, общении и разделённых моментах. О лёгкости, что отличает детскую жизнь от взрослой. Всё легко, когда ты юн и просто живёшь моментом. Всё сложнее, когда ты уже больше не ребёнок. Мы с Полом остановились в одном номере, но с двумя отдельными кроватями. Мы перестали спать вместе около пару месяцев назад. Обоюдное решение, как и с разводом. Просто Пол сказал, что подпишет бумаги в Барселоне. Ещё одно совместное путешествие, прежде чем разойтись друзьями. Я и не возражала.
– Пол. Ты уже спишь?
– Нет. Ещё только лежу.
– Я же не первая твоя любовь?
– Охохо. Любопытно, с чего вдруг такие вопросы под занавес нашего союза. Но нет, я влюблялся и до тебя. В школе. Ничего существенного. Она была, наверное, досягаема, но я ей не говорил.
– А если представить, что ты её встретишь, ну, может, на улице или в магазине, или в очереди в банке, то каковы будут твои действия?
– Томпсон, – вздыхает Пол, садясь и свешивая ноги. – Давай уже колись, в чём дело. И не вынуждай меня снова просить.
– Когда я каталась на колесе обозрения, я...
– Встретила свою школьную любовь.
– Не совсем, – я слегка раздражаюсь и чувствую, как это проявляется у меня на лице гримасой. – В пятнадцать я ездила сюда в лагерь, я тебе рассказывала, но не рассказывала, что там был один парень.
– О, ну мне уже всё понятно. Парень вырос, и вы оказались вместе с одной кабинке.
– И он узнал меня.
– Вы целовались?
– Нет! Конечно, нет.
– Я о тех днях в лагере, если что, – уточняет Пол. – Конечно, ты не стала бы прыгать на колени к парню из прошлого или делать что-то подобное в первые же минуты после двадцати лет и сколько-то месяцев разлуки.
– Пятнадцати лет.
– Стало быть, в лагере всё-таки нашлось время не только на испанский.
– Я сказала, что замужем. Мы вроде договорились встретиться. Пойдёшь с нами, если он позвонит?
– Ни за что не пропущу. Но зачем ты сказала так о своём статусе? Это фактически уже не считается.
– Иное было бы долго объяснять.
Наутро, позавтракав, мы с Полом отправляемся на пляж. Нельзя поехать в приморский город и не пойти на море. Это нелогично. Да, именно так. И противоречит всяким законам логики. Можно ходить по музеям и осматривать другие достопримечательности, пока солнце особенно палит во второй половине дня, но все выбирают такой отдых в первую очередь ради моря. Я располагаюсь под зонтом, а Пол наоборот складывает свой. Говорит, что хочет загорать, и поправляет солнцезащитные очки.
– Скажешь, когда пройдёт полчаса или минут сорок, ладно? Я перевернусь.
– Без проблем, мистер Мартин.
– Спасибо, мисс Томпсон. Честно говоря, это плюс, что ты не брала мою фамилию. Не будет волокиты с документами, чтобы вернуть свою.
– Я не взяла не из-за мысли, что мы разведёмся. Я, правда, была влюблена в тебя, Пол. Просто это типа...
– Несовременно. Я помню. Да и звучит как-то грубо. Хейли Мартин. Нет, тебе бы не пошло. А как фамилия у твоего друга из колеса и лагеря?
– Джонс.
– Хейли Джонс. Будет получше.
Я легонько пихаю Пола ногой, прежде чем уткнуться в свою книгу. Что бы он в этом понимал. Хейли Джонс. Было бы получше, но опять же если мне кажется несовременным брать фамилию супруга, то и фамилия любого мужчины должна оставаться только его. Как-то неэтично сохранить девичью фамилию при Поле, а с неким другим мужчиной как раз-таки влезть во всю эту бумажную волокиту ради получения новых удостоверений личности и прочего.
– Это было давно. Уверена, он тут тоже не один.
– Но ты не спрашивала, а значит, не можешь быть уверена. Это противоречащие друг другу вещи. Ну а где он хотя бы поселился?
– Без понятия.
– Естественно, – хмыкает Пол, и в чём я точно убеждена, так это в том, что он мною не удивлён. Вот почему наш в чём-то странный брак так долго работал. Пол знает меня со всеми тараканами. Отец иногда сравнивал Пола со мной и говорил, что Пол по поведению, характеру и мыслям, как я, но только в мужском обличье. – Зачем я вообще спросил?
– Просто так.
– Точно.
– Я читаю.
– Хорошо. Читай. И читай за нас двоих. Ведь я почти ненавижу это дело.