Паутина

Часть первая. Выстрел

1.

- Вели, Алиночка, Наташе начинать сборы. Мы едем в Петербург, - сказала как-то за обедом Марья Андреевна. Она любила эффекты – и не ошиблась: Алина поперхнулась супом, но, едва откашлявшись, издала ликующий вопль:

- В Петербург!! Мама!! Наконец-то!!

- Елизавета Борисовна прислала приглашение, - улыбнулась восторгу дочери Марья Андреевна.

- Льветарисна! – воскликнула Алина, называя петербургскую тетушку так, как она и Аня привыкли с детства. – Приглашение!! Ур-ра!!! – Радость ее нарастала, как снежный ком; она подпрыгивала на стуле; ей явно было уже не до обеда: не терпелось броситься в свою комнату и велеть горничной начать укладывать вещи.

- Ну, хватит волчком вертеться, - сказал отец, Илья Иванович Березин, - Алинка, тебе говорю!

- Не Алинка, а Алина! – надула губки та. – И даже не Алина, а Александра Ильинична.

- Ильиничной станешь, как поумнеешь хоть маленько.

- Мама!..

- Друг мой, - вмешалась Марья Андреевна, переходя на французский, - зачем вы опять обижаете Алину?

- Да кто ж ее обижает? – отвечал по-русски ее муж. – И ничего такого я не сказал. Просто я бы на ее месте немного у старшей сестры уму-разуму поучился, а не о столицах бы мечтал.

- Может, Аня, по-вашему, папенька, и умная, а вот мне ее ума не надобно! – сказала Алина. – Не хочу, как она, с этим умом старой девой остаться!

- Ты-то уж точно не останешься, - засмеялся Илья Иванович, кидая, однако, быстрый взгляд на молчаливую старшую дочь. – Такая егоза враз замуж выскочит. И Льветарисна не понадобится. Так что – отправляйся с богом с маменькой, и чтоб без жениха не возвращалась! А мы уж с Нюшей тут останемся.

- Анна поедет с нами, - заявила вдруг Марья Андреевна, заставив Аню отложить в сторону нож и вилку. – И не спорь, мон ами.

Мон ами и так никогда с нею не спорил; если уж Марья Андреевна хотела чего-то, всегда было по ее. Однако на этот раз он решился, снова посмотрев на старшую дочь, что-то промямлить; и тут же получил несколько самых веских доводов в пользу поездки Анны в столицу.

- Во-первых, дорогой, девочкам будет веселее вдвоем; во-вторых, я все еще питаю надежды, кои вы уже утратили, мон шер, пристроить Анну замуж (от этого «пристроить» Аня вздрогнула и почувствовала, как краска заливает щеки); наконец, в-третьих - сама Елизавета Борисовна в письме настоятельно просит привезти Анну Ильиничну в Петербург.

Безусловно, подумала Аня, то, что было «в-третьих», было самым главным аргументом. Льветарисна очень любила ее и искренно желала ее счастья. Но забыла маменька упомянуть и еще один довод - пересуды соседей: как же, отправилась в столицу с младшей дочкой-красавицей, а старшую, бедняжку, уж начавшую засыхать в девушках, не взяла!

Что касается того, что было выдвинуто маменькой «во-первых» и «во-вторых», то это было смешно. Никогда Марья Андреевна не желала замужества Ани; а, что касается Алининой веселости, то для нее старшая сестра совсем не была нужна.

Хотя, посмотрев на сияющую Алину, – так, на французский манер, звали ее в семье, хотя полное имя ее по святцам было Александра, - Аня подумала, что, возможно, без ее желания маменька бы этот аргумент не выдвинула. Младшая сестра поймала ее взгляд и торжествующе высунула язык, и Аня горько усмехнулась про себя. Конечно, Алине нужен свидетель – свидетель того головокружительного триумфа, который она мечтала иметь в Петербурге; и кто мог быть лучшим в таком деле, нежели незамужняя старшая сестра, от всего сердца Алиной нелюбимая?

- Душа моя Нюша, что скажешь? – обратился между тем к Ане отец. – Я, дорогая, готов тебя отпустить, ежели ты сама не против. Хоть и надеялся с тобой всласть наохотиться, как в прошлом году... Ну, что? Поедешь с мамой и сестрой?

- Я... – начала было Аня, но вмешалась Марья Андреевна:

- Какие могут быть у ней возражения, друг мой? Что лучше: киснуть здесь посреди зимы от скуки - или побывать в столице на самых прекрасных балах?

Аня промолчала. Хотя и могла сказать, что она вовсе никогда не скучает зимою в Шмахтинке: здесь и чтение, и рояль, и перо с бумагою, - и охота, любимая ею и батюшкой. И, наконец, здесь – он, Андрей, и как же не хочется покидать его!..

Но спорить с маменькой бесполезно, придется собираться и ехать.

- Я поеду, папа, - промолвила она тихо.

- Вот и хорошо, Нюшенька, - ласково глядя на нее, сказал Илья Иванович, - с богом, дорогая. Глядишь – не одной Алинке жених выпадет.

- Не Алинке, а Алине, papа́!..

«Любимый мой Андрей! – писала в своей комнате вечером Аня. – У меня плохая новость: мы уезжаем в Петербург: я, маменька и Алина. Как тяжко мне расставаться с тобою, единственное счастье мое! Как не хочется ехать в столицу! Но придется. Алине пора искать жениха, возможно, у Елизаветы Борисовны есть уже кто-то на примете. Маменька и меня хочет пристроить (что за отвратительное слово!), но я ни за что не пойду замуж. Мне нужен только ты, мой любимый!

Мы выезжаем завтра утром, если ночью не заметет. Не знаю, успею ли я положить письмо в наше место, но надеюсь, что мне это удастся...»

- Все пишешь? – раздался сзади голос Алины, и Аня вздрогнула, быстро прикрыв лист рукой. Алина обладала неприятной манерой входить в комнату без стука, а, поскольку походка у нее была легкая, вполне могла подкрасться незаметно. – Стишки?

- Нет, не стихи, - ответила Аня раздосадовано.

- Ну-ну. - Алина прошлась по комнате. Она была в полупрозрачном белом пеньюаре, не скрывавшем ни высоты роста, ни стройности фигуры, ни округлых бедер, ни длинных ног, ни высокой пышной груди. Русые волосы волнами распущены по плечам; яркий пухлый рот улыбается, и блестят ровные мелкие зубки; большие зелено-голубые глаза сияют на белоснежном лице, - русалка, вдруг обретшая ноги, да и только!

Аня подумала, сколько будет у сестры поклонников, стоит ей только появиться в свете, - подумала без зависти, просто констатируя тот факт, что Алина очень красива. Эта красота всегда бередила Анино сердце, заставляя его сжиматься щемящей тоской: сходство Алины с Андреем было очень велико.