Павильон дружбы

Павильон дружбы

Павильон дружбы

От автора: граждане, перед вами попытка сугубо исторического рассказа, слегка замешанного на реальных событиях 1793 года. Автор скорбит, честно признавая, что не владеет матчастью даже в минимальном объеме, что упустил из виду многие интересные события и обошелся с историческим материалом весьма и весьма произвольно, соорудив в итоге некую фантазию в исторических интерьерах.

1840 год, Новый Орлеан.

Река ослепительно сияет под южным солнцем, в гавани угольный дым пятнает белые паруса, перекликаются многочисленные корабли, сладкий воздух пьянит и кружит голову, как молодое вино. Белые и розовые особняки среди садов, завитки чугунных решеток, улицы – широкие и узкие, модные магазины, многоголосый гоном, цокот лошадиных копыт и шелест колес открытых экипажей.
Город, прекрасный и опасный, город между рекой и зловонными болотами, город пугающих и прелестных историй, город золота, авантюр и музыки.
Кофейня в конце Французской набережной, изящная розовая вывеска в золотых завитках, надпись «У мадам Катрин». Середина дня, сиеста, посетителей немного – но в дальнем краю открытой террасе на скамейке-качелях расположились три дамы. Две молоденькие девушки, белокурая и черненькая, щебечущие, как птички, голова к голове рассматривают лежащий у них на коленях огромный альбом. Сидящая рядом с ними женщина давно перешагнула почтенный рубеж шестидесятилетия, некогда рыжие локоны сделались пепельными, и фигура ее наводит уже на мысли не о стройности, но о хрупкости старинной вазы.
Дополняет живописную группу молодой человек, время от времени наклоняющийся через плечи девушек и отпускающий ироничные замечания. Солнце пробивается через кружевные зонтики, пятнает золотыми пятнами старые гравюры и аккуратно накрытые папиросной бумагой акварели, слегка выцветшие со временем. Девушки аккуратно переворачивают тяжелые страницы, водят пальчиками под подписями, негромко произносят имена давно умерших людей, оживающие от прикосновения розовых мягких губок.
- Какие ужасные были времена, - вздыхает блондинка. – Мадам, а вам было страшно жить тогда?
- Нет, Шарлотта, - рассеянно улыбается пожилая дама, веер в иссохшей руке чуть колышется, разгоняя полуденную жару. – И да. Мы не задумывались об этом, мы просто жили. Голодали, плясали на площадях, устраивали праздники, влюблялись, рожали детей, хоронили друзей – и жили.
- «Гильотина, установленная в январе 1793 года на площади Революции для казни короля Людовика XVI», - читает брюнетка и нервно передергивает тонкими плечиками. – Мадам Катрин, а вы… вы ее видели, эту гильотину? Своими глазами?
- Да, Рашель, - чуть заметно кивает пожилая дама. Девушки дуэтом взвизгивают.
- Говорят, простой народ воспринимал казни чуть ли не как бесплатное развлечение, - замечает молодой человек и наклоняется чуть ниже. – О, смотрите, а вот и тиран собственной персоной.
- Кто, король Луи, которому отрубили голову? – поднимает бровки белокурая Шарлотта.
- Нет, гражданин Робеспьер.
- Фи! – хором выносят безжалостный приговор юные дамы, тщательно изучив гравюру. – Совсем неинтересный! Надутый, напыщенный, да еще и в парике! Ой, а вот этот, белокурый, это кто? Какой хорошенький, прямо как пасхальный ангел! Наверное, какой-нибудь казненный принц?
- Этого юношу звали Луи Антуан Леон Флорель Сен-Жюст, и в те времена за ним прочно закрепилось прозвище «Архангел Смерти», - мягко улыбается мадам Катрин. – Он был вернейшим и преданнейшим сторонником гражданина Робеспьера, погиб вместе с ним на эшафоте и действительно был на удивление хорош собой. Только глаза у него были злые – как у жестокого ребенка, любящего помучить беззащитных зверюшек. Да, Шарлотта, я как-то видела его вблизи.
Шарлотта задумчиво смотрит на акварельный портрет, молодой человек фыркает и вполголоса цитирует:
- «Логикой его была гильотина…»
- Раймон, перестаньте, мы все знаем, что вы закончили университет, - обрывает рассуждения брюнетка Рашель. – Пусть лучше мадам расскажет еще что-нибудь, это так занимательно! Мадам, а это кто? – палец с розовым ноготком чуть касается гравированного изображения. – Какое странное лицо… Вроде и некрасивое, но привлекательное. И взгляд такой… такой… - она запинается, не в силах подобрать нужное слово.
- Распутный, - спокойно произносит мадам Катрин, подчеркнуто не замечая, как смущенно краснеют девушки и одобрительно кивает Раймон. – Сей образчик рода человеческого мог соблазнить любую красотку… да и мужчины тоже не могли перед ним устоять, если говорить правду. Познакомьтесь, барышни, это гражданин Колло. Мы никогда не звали его по имени – ему не нравилось. Убийца, утопивший в крови город Лион, обаятельнейший нахал, он сперва был заодно с Робеспьером… а потом оставил его, переметнувшись на сторону его врагов, став сторонником императора Наполеона – который, разумеется, в те дни еще не был императором, а был всего лишь гвардейским поручиком с островка Корсика. Колло умер в изгнании, в Гвиане…
Шуршит перевернутый лист, открывая цветной рисунок. Девушки в задумчивости переглядываются – копия этого портрета висит в комнате мадам, и с него то ли задумчиво, то ли насмешливо смотрит темноглазый мужчина средних лет. Шарлотта и Рашель не решаются расспрашивать, но уверены, что в те давние времена мадам была влюблена в этого человека, и наверняка безответно – ведь мадам Катрин в те времена была совсем девчонкой. Они знают его имя, но оно ничего им не говорит - просто еще одно имя из множества, еще один человек из времен юности мадам, некогда живший и умерший в стране за океаном.
В стране, взвихренной ветрами перемен, в стране свободы и равенства, залитой кровью во имя высших идеалов.