У моего родного деда по маме Ивана Ивановича Бухтатова – пасека. С десяток ульев, расположенных посреди обширного, поросшего травой, двора. Между ульями – тропинка, которая упирается в дощатый, самый обычный, деревенский туалет. За туалетом – огород, а за огородом сразу начинается дальневосточная тайга. Забираться одному в тайгу мне не разрешают. Разве что по краешку опушки – так, чтобы между деревьями был виден дедовский дом, а за ним остальные деревенские избы. Но туалет – дело иное. Это такое место, куда люди ходят по одному. Так принято. Особенно люди взрослые, каковым я, несомненно, в свои семь лет уже являюсь.
Но как пойти в туалет, когда вокруг пчёлы?!
Они жужжат, летают в опасной близости от моей головы, роятся над ульями, и я точно знаю, что у каждой из них есть острое беспощадное жало.
Дедушка терпеливо объясняет, что пчела просто так никогда не ужалит. Главное – не махать руками, идти спокойно, как ни в чём не бывало, и не пугать пчёл своим страхом. Можно даже напевать весёлую песенку. Хотя, нет, не нужно песенку. Лучше молча. И быстро.
От объяснений деда становится ещё хуже.
Мне очень хочется писать. Мне очень страшно. И я наотрез отказываюсь идти в туалет в сопровождении настоящих взрослых, потому что это стыдно.
Что делать? Можно, конечно, зайти за угол дома и пописать там. Но это на самый крайний случай, и делать так, вообще-то, не следует. Не говоря уже о том, что люди ходят в туалет не только пописать.
Неожиданный выход находит бабушка Аня. Она берёт старую простыню, накрывает меня ею с головой, делает отметки на уровне глаз. Затем снимает простыню и прорезает ножницами две дырки точно по отметкам.
- Вот, - говорит она. – Теперь никакие пчёлы тебе не страшны, и тропинку ты разглядишь.
Я смотрю на маму и папу. Оба абсолютно серьёзны (через много лет они расскажут, что сдержать смех стоило им невероятного труда).
- Давай, сынок, - говорит мама.
- Давай, - папа одобрительно кивает головой.
- Спасибо, бабушка! – говорю я искренне, набрасываю простыню и, похожий со стороны на маленькое испуганное привидение, спешу по тропинке в туалет.
Не помню, сколько дней я ходил в туалет, накрывшись простынёй. Возможно, три или четыре. В конце концов, мне это надоело, я её снял и попробовал пройти по тропинке между ульев нормально, как все. К несказанному моему торжеству, получилось. С того далёкого лета тысяча девятьсот шестьдесят пятого года я не боюсь пчёл.