Печорина

Глава 2. Происшествия у Озерцовых

Mademoiselle Китти сидела уже за столом, устланным белоснежной, как первый снег, скатертью, когда готовые к завтраку, причесанные и опрятные, mesdams Нарышевы спустились в столовую. Она покосилась на них своими голубыми глазами с по-татарски хитрым разрезом, словно зная все их проступки и явно их не поощряя.

- Bonjour, mademoiselle Жюли, Тани (“Доброе утро, мадемуазель” – франц.),- Китти даже встала из-за стола, чтобы сделать книксен. Жюли, стоявшая за старшей сестрой нервически присела, незаметно скорчив рожицу, тогда как Татьяна, преисполненная благодарности за то, что Озерцовы приютили их у себя, вежливо поклонившись проворковала:

- Merci, mon cher, et bonjour à toi ! («Спасибо, моя милая, и тебе доброе утро!» - франц.) – Татьяна прошла на свое место возле Китти. - Vous avez des lits merveilleux (“У вас замечательные кровати”, – франц.)

- Vraiment? («Правда?» - франц.) Надеюсь, что всем они пришлись по вкусу, - Китти прожгла взглядом Жюли и та, понимая свое положение гостьи, сделала робкий вид, опустив ресницы и рассматривая начищенный паркет, к которому жалко даже прикасаться каблуками своих домашних туфель из боязни поцарапать его идеально полированную поверхность.

Жюли понимала, что Катя относит этот упрек именно к ней, так как считает ее неблагодарной. Но как бы ни старалась Жюли возродить в душе своей былое возмущение и ненависть к дочке подруги матери, ей было просто все равно. Благодарить и считать себя содержанкой – увольте, ведь ее родители еще живы! Хотя, даже недовольство Кати можно было понять.

Жюли, не поднимая глаз, села за стол напротив сестры. Служанка по имени Мила быстро прошмыгнула к столу, принеся серебряный поднос. Жюли кивком и невнятным бормотанием поблагодарила ее за принесенные приборы и принялась вслушиваться в разговор Таты и Китти.

- Граф Бахметьев почтит своим присутствием бал у Валентьевых. Надеюсь, мы тоже получим приглашение, - Китти периодически оглядывала комнату своим надменным взглядом из-под полуопущенных век. Она явно ощущала себя хозяйкой положения и, вне всякого сомнения, этой гостиной.

- Да, очень хотелось бы. Ваша матушка несомненно его получит, - сказала Тата и уткнулась в рассматривание приборов.

- Надеюсь, - выдохнула Китти. – А вот и она.

Все девушки одновременно поднялись, приветствуя легким реверансом мадам Озерцову.

Ирина Озерцова была женщиной сорока лет. Элегантная и изящная, она обладала грацией кошки и достоинством королевы. На лице ее, казалось, не было ни одной морщинки, хотя они бы вряд ли испортили величественно-аристократичную красоту мадам, которая своими глубокими бархатными карими глазами и длинными ресницами пленила не одно сердце и растопила даже ледяную душу князя Озерцова, превратив сурового мужчину в веселого и беззаботного старичка.

- Сидите, дорогие, - сказала княгиня и прошла к стулу во главе стола. – Китти, где же Серж?

- Mon cher еще в своей комнате, maman (“Мой дорогой…, мама” – франц.).

- Отлично, - выдохнула мадам и расправила салфетки, разложенные на скатерти. – Нынче вечером приедут Шаховские. Ольга будет. Ma chere, ты понимаешь о чем я.

- Qui, maman (“Да, мама” – франц.). Сержу давно пора жениться.

Жюли отвела озорной понимающий взгляд, поняв о чем речь и уставилась на сестру. Та была огорчена, наверное, тем, что еще один потенциальный жених канул для нее в Лету. Но Жюли было все равно. На завтрак подали œuf poché (яйцо “пашот”), бекон и булочку – из подражания настоящим французским завтракам. Жюли терпеть не могла яйца раньше – в детстве ее гувернантка вовсе не могла впихнуть в нее ни кусочка яйца, но нынче, после Смольного с его рационом, Жюли не была особо привередливой. Завтрак начался в полном молчании, так как обсуждать начатое с Татой Китти не хотела, а мадам Ирина не находила нужным о чем-либо говорить.

Мила суетилась у стола, поправляя салфетки, поворачивая форфоровую белоснежную вазу с нарциссами, которые достать было очень затруднительно в зимнем Петербурге. И Жюли начало казаться, что Мила похожа на Соню – преданная служанка, которая и не подумает доносить. Это сразу было видно. Темно-синие, почти черные глаза смотрели слегка испуганно и особенно часто падали на лицо мадам Ирины, ища в ее чертах недовольство или одобрение. Длинная черная коса шла до пояса и Мила ее постоянно недовольно откидывала, увлеченно занимаясь хлопотами по дому. Ее можно было видеть, пожалуй, в любое время дня в любом уголке дома – то протирающую пыль на статуях из гипса, то натирающую паркет, то затапливающую очаг или же камин в столовой. Даже завтрак в столовой подает она. Создается такое впечатление, что у Озерцовых только одна служанка. Хотя на самом деле их целая свита! Иначе как может такая маленькая молоденькая девушка все успевать, да еще и впрок?

- Мадам, вам письмо, - Мила присела в легком реверансе и подала княгине Озерцовой письмо. Та неспешно сложила салфетку с груди на колени, оставила трапезу и принялась неспешно-аккуратно распечатывать письмо. Она все делала неспешно, даже не смотря на то, что ее дочь Китти так прожигала ее любопытным взглядом, что даже Юля бы смутилась и распечатала письмо побыстрее.

Китти уставилась на мать, но, заметив лукавый взгляд Жюли, уткнулась в тарелку с едой. Тата, безразличная ко всему происходящему, наслаждалась завтраком.

- Mon amis (“Мои друзья” – франц.), нас приглашают на бал Валентьевы. Чудо, что за день! Срочно нужно сшить платья, мои дорогие. Сию минуту… После завтрака сразу напишу Валентьевым. Такая Петербургская знать и зовет! Дорогие мои, это будет грандиозно! И кто им сказал, что дорогие Нарышевы гостят у нас? Да, да, милочка, они и вас пригласили. Какие молодцы! Ой, нет, я не могу есть. Срочно напишу ответ.