Печорина

Глава 3. У Валентьевых

Часы пробили пятнадцать минут первого и в залу слетелись прелестные бабочки Нарышевых и Озерцовых. Мадам Ирэн, патронируя юных дам, цель жизни и смерти которых – составить удачную партию (“В вист!” - так часто цинично шутила Юля, разумеется, про себя), провела их к хозяевам торжества – мадам и мсье Валентьевым, рядом с которыми стояла их миниатюрная дочь – мадемуазель Светлана Валентьева.

Все приветливо раскланялись, князь Валентьев на секунду дольше задержал руку Жюли и сказал ей, что помнил ее еще совсем ребенком и надеется увидеть ее маменьку и папеньку на следующем балу. Непременно, когда приедут они из Мимозы в Петербург, пусть заезжают к ним – они всегда рады старым друзьям! Разумеется, она обещает, что они приедут. Тата неодобрительно покачала головой и Юля только больше утвердилась в том, что ведет себя правильно. То, что не нравится женщинам – нравится мужчинам и наоборот, как бы трудно вам не было это признать.

Великолепие бала было для Жюли чем-то новым и вначале она даже было увлеклась. Великолепные бра и люстры с тысячами свечей, французские окна в пол, сквозь которые, среди обрывочных отблесков зала, видны белоснежные сугробы снега и мощные стволы деревьев. Начищенный паркет, резные потолки и своды, чудесные позолоченные двери ручной работы и ажурные галтели. Все это богатое великолепие дома приводило в восторг, но не настолько сильный как у Китти, буквально задыхающейся от его переизбытка.

Жюли прошла к своему месту, держа в ридикюле заранее подготовленную к балу книжечку. Случилось так, что она села у дамы, что благоухала ароматом едва ли терпимым, причем обильно облитым, видимо, и на платье, и на волосы, и даже, - о Боже! – за уши! Жюли поднесла к носу букет флердоранжа, который согласно моде теперь требовалось носить с собой, и принялась оглядываться по сторонам. Пока взгляд ее, кокетливо перекрытый веером из цветов не упал на стоящего в дверях П… Черт, она не может вспомнить его имени, но он абсолютно явно смотрит на нее!

- Княжна, позвольте представить вам, мой сослуживец, юнкер Соколов Василий Николаевич, - послышался голос Сержа и Юля почтительно встала.

- Bonjour, - она присела в реверансе. Застенчивый молодой человек постоянно убирал прядь каштановых кудрявых волос с потного лба и смотрел дикими темными глазами, казалось, раскрасневшимися, как и щеки, после танцев.

- Очень приятно познакомиться с вами, княжна, - юнкер пожал ее руку, не осмелившись поцеловать.

- Moi aussi (“Мне тоже” – франц.), - она лукаво сверкнула глазами в сторону Соколова, не забыв приметить как заходили у Сержа жевалки и как сжались его руки в кулаки. Это укрепило ее в сознании силы, которой она обладала над ним.

- Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на кадриль, mademoiselle, - Соколов сделал усердный кивок головы, словно желая заставить Юлию дать положительный ответ, и заложил одну руку за спину в готовности к танцу. Юля улыбнулась и посмотрела на Сержа.

- Qui, но этот танец я уже обещала мсье Озерцову, - сказала Юля и прожгла взглядом князя. Тот поднял на нее взгляд, просияв. Несомненно, юноша был красив – выдающиеся скулы, густые русо-каштановые волосы и медовые глаза. Но что-то в Жюли хотело справедливости. Все той же, что не хватило ей в Смольном. По сути, она только что совершила непростительное – пригласила мужчину на танец: сказала, что Сергей пригласил ее, хотя он этого не делал и теперь, по причине своей джентельменовости, князь Озерцов будет танцевать с ней. Но кто узнает об этом еще, кроме нее и Сержа? Никто. А тайны сближают людей. Пусть они имеют даже просто одинаковое их количество, пусть даже они у каждого свои.

- Да, mon amie, мадемуазель уже обещала этот танец мне, - он нетерпеливо смотрел на Жюли, стыдливо отводящую глаза в сторону, при этом прячась за веер флердоранжа.

- Что ж, пардон, - сказал Василь и думал уже, отверженный и поникше-злой, повернуться на каблуках и уйти в сторону, как Жюли остановила его, положив руку на лацкан его темного пиджака. Невесомое прикосновение - великолепный результат. Соколов резко обернулся и посмотрел ей прямо в глаза. В них сверкала уже смягченная обида, а не свирепая ярость.

- Но я могу предложить вам… вальс, - она приветливо улыбнулась и ему хватило такой огромной награды за смирение.

- Благодарю, - пожалуй, Жюли впервые и в последние слышала в своей жизни слово, сказанное в ее адрес настолько искренне.

Грянула кадриль. Юля улыбалась и была весела как никогда. Серж бывал то угрюм, то, глядя на свою партнершу, весел. Она успела разглядеть в его взгляде упрек. Вероятно, он обижен, что она дала шанс Соколову. Но, к сожалению или к счастью, такового требовали правила. А она ни за что от них не отступится. И потом, кому как не юношам знать, что именно дамы обладают привилегированной возможностью выбирать? Она и выбирает. У нее такой возраст. У нее такой стиль.

Затем были танцы еще и еще. Весь вальс она кокетничала с юнкером Василем Соколовым и они успели отлично подружиться. И не смотря на то, что за три тура она не начала задыхаться, Жюли попросила отдыха и они с Соколовым встали у окна. Он пил шампанское, скорее всего, для храбрости. Мазурку она танцевала с Пьером Анненковым, статным офицером, правда, абсолютно лишенным мозгов. Что, к сожалению, Юле все же пришлось признать. Затем она отдыхала с Китти, пока Тата танцевала вальс с каким-то поручиком, с которым их успела познакомить мадам Озерцова.

Китти на кавалеров не везло. Все они ей не нравились (она не умела принимать мужчин такими, какие они есть и каждый раз бывала в них разочарована - что ж, такова участь романтичных девиц) и голова у нее сегодня кружилась. Она с интересом поведала Жюли, усердно обмахивающейся веером, что некий Ржевский, который знаком с Тумановыми, познакомил Быстровых с Печориным, а старая мадам Быстрова познакомила с Григорием Александровичем и ее, Китти. Да, кстати, звать Печорина Григорием. На редкость обаятельный человек.