Печорина

Глава 8. Кабы не было любви...

Печорины приехали к половине восьмого. Признаться, Жюли не хотела ехать, но неловко было бы, да и как объяснить, почему Печорины не пришли к Телицыным. Они поднялись по мраморным ступеням на крыльцо, где стояли почетные хозяева поместья – Татьяна и Виктор.

- Привет, дорогая, - сказала Тата, целуя младшую сестру в щеку, пока муж ее здоровался с Виктором.

- Здравствуй, моя хорошая, - Жюли улыбнулась, отмечая про себя, что в уголках глаз старшей сестры уже засели едва заметные гусиные лапки. Глаза ее тусклы и особенно ничего не выражают, а светятся только за счет многочисленных огоньков на улице и в доме.

- Как твоя жизнь? Я боялась тебе писать…

- Хорошо, Тата, спасибо, - засмеялась Жюли. – Хорошо, что ты не написала, мы с Гришей были в Париже сначала, а потом вернулись.

- Надеюсь, вы лучше друг друга узнали, - печально улыбнулась Тата. Жюли Печорина внимательно на нее посмотрела, оценивая степень сестринской стойкости. Эта ее благодетельность и доброжелательность бесила Жюли. Такая красивая картинка праздника, такая семейная идиллия сейчас открывается взорам гостей, но не было больше даже тончайшей нити той сестринской связи, что была в самом начале - когда они с Татой просто гостили у Озерцовых.

- О, признаться нам было некогда! – почти крикнула Юля, смеясь и быстро посмотрев на приближающегося мужа, чтобы длинные бриллиантовые серьги в ушах ее заиграли, качаясь в разные стороны. На реакцию Таты она старалась совсем не смотреть. Ей это не нужно. Поняла ли Тата бесстыдный, пошлый намек? – Дорогой, здесь такой прекрасный воздух, не находишь? Может не пойдем в душную залу, а прогуляемся по саду?

- Конечно, Жюли, - Печорин поцеловал руку Татьяне и дружелюбно с ней поздоровался, улыбаясь и начиная было по привычке кокетничать, как до него долетел голос здоровающейся с Виктором его жены:

- Вы сегодня необычайно привлекательны, мсье Виктор, правда…

Он сглотнул и посмотрел вопросительно на Татьяну, та лишь расстроенно-смиренно пожала плечами. Печорин поспешил удалиться к жене.

- Ты еще не передумала гулять?

- Нет, нет, дорогой. До свидания, Виктор Петрович! – сказала Жюли, когда муж уводил ее под руку в сад.

- Жюли, тебя не учили молчать? - голос его был слишком резок для человека, который никогда не хотел жениться.

- Я ничего не говорила.

- Ты хочешь, чтобы нашу семью опять коснулись эти гнусные сплетни?

- А тебе не все равно? - Жюли отрезвляюще посмотрела мужу прямо в глаза. Она анализировала его состояние, не в силах даже ему подыграть. Ей было плевать на его ревность и поэтому она могла поступать так же, как он когда-то поступал, что не могло его не бесить.

- Нет, Жюли, мне не все равно! Мне уже давно не все равно! - его крик был негромким, так что даже никто из толпы не обратил внимание на пару, направляющуюся в сад.

- Как жаль, потому что мне – все равно. Давно.

- Я знаю, - Печорин как-то странно выдохнул, отвернувшись. Черт, он стал каким-то скучным. Жюли рассмеялась, а Гриша скорежился. Прохлада, благословенная прохлада, наступающая с закатом, опустилась на изумрудную траву сада, словно на ковер. В траве, под деревьями, слышалось неизменное ночное жужжание, а ласкающее слух журчание фонтана в центре сада придавало месту сходство со сказкой. Как же она мечтала жить в таком же сказочном поместье… Но что теперь? Одинокий и до пошлости роскошный особняк на Мойке. Хотя тамошняя местность ей нравится. Она к ней привыкла.

***

Ужин был ярким. В прямом смысле тоже. Жюли обвила своей рукой локоть мужа, обтянутый плотной дорогой тканью пиджака и прошла по мраморным ступенькам поместья в богато убранное, скорее логово, чем семейный очаг. Здесь пахло не любовью, а розой и бергамотом, стоящими на комодах в изящных розетках. Здесь было жарко от света свечей, но не от любви. Здесь было слишком много места, которым никто не пользовался. В семье, где есть любовь все совсем не так. Жюли тряхнула головой, так что бриллиантовые сережки, струящиеся до плеч дорогой дорожкой, закачались из стороны в сторону, увлекая за собой мочку – она не хотела думать сейчас о том, что сама виновата в том, что именно такая участь досталась Тате. Не хотела думать о том, каковы по глобальности ее игры.

Вихрь знакомств и приветствий закружил ее, так что она даже не заметила, как оказалась вдали от мужа, среди толпы людей, от которой пахло дорогими духами и спиртным.

- Да, мсье, я вас помню. Да, мсье… мадам, добрый вечер. Вы были на нашей свадьбе? Правда? Конечно! Да, да, спасибо! Благодарю, мадам. Да, поместье чудесное! Да, у Виктора Петровича знатные родственники, несомненно! Папа? Да, он прекрасно разбирается в архитектуре и, благо, у него есть средства… Великолепное место, мсье!

Она переходила от человека к человеку, увлекаемая чьими-то настойчивыми руками то к одним, то к другим. Она кивала, соглашалась и опровергала с такой же легкостью, как если бы каждую минуту ее не оценивали сияющие в свете свечей глаза толпы.

- Позвольте представить вам, мадам Печорина, моего старого друга и товарища – Станислава Зарубецкого, - сказал какой-то лысоватый седеющий мужчина с тонкой узкой головой, выдающей в нем аристократа.

- Да, - сказала было Жюли, но, увидев мсье Зарубецкого, тут же выдернула руку из цепких пальцев лысоватого мужчины с тонкой головой.

- Что с вами, Жюли? – лысоватый мужчина забеспокоился, стали подходить люди. Жюли взялась за сердце, затем за голову. Печорин увидел лишнее движение в холле и ринулся на встречу.

- Мне очень плохо, - сказала она. Печорин протянул ей руку, согнутую в локте и она, хотя приличия это запрещают, оперлась на нее всем весом. – На улицу, - прошептала она.