Пена моря

Пена моря

Берег был скалистым и непригодным для живущих морем людей. Лазить по камням с огромным шансом свернуть себе шею не хотел никто. И, тем не менее, с трудом находя дорогу, ошибаясь и время от времени поворачивая назад, к самой кромке воды пробирался человек. Тощий, неопределенного возраста, заметно хромающий на левую ногу, он упорно пытался достичь совершенно определенного участка берега.

В этом месте скалы чуть отступали, образуя крохотный пляж. Тихое уединенное место было бы даже уютным, если бы прямо посередине, уже заметно замытый в песок, не торчал остов корабля.

Обшивка корпуса почти отсутствовала; мачты были сломаны, и только остатки такелажа не давали морю унести их прочь. Корабль был похож на скелет древнего животного, который волны вымыли из берега.

Неизвестный пытался добраться именно до обломков. Можно было бы предположить, что на судне могли сохраниться какие-то ценности, и незнакомец собирается немного поправить свое благосостояние, забрав уже не нужные никому вещи.

Наконец, человек буквально свалился на плотный песок пляжа и зашипел от боли: левая нога в который раз подвела и теперь буквально горела огнем.

− Ничего, ничего! − зло шептал себе под нос хромой. − Недолго осталось! Можно и потерпеть!...

Отдышавшись, он поковылял к обломкам. Остановившись под тем, что некогда было форштевнем, человек медленно протянул руку и, осторожно касаясь древесины, ласково произнес:

− Ну, здравствуй, «Кракен»! Скоро, скоро ты снова выйдешь в море…Мы с тобой долго ждали… Столько лет прошло… Погоди еще чуть-чуть… Времени…времени мало… мне надо торопиться… Я так долго искал способ… Я знал, что он есть!...и я искал! Да, сегодня ночью!...

Хромой достал из наплечной сумки старый пергамент. Полустертый текст свитка был изучен им вдоль и поперек, снился ночами, но хотелось еще раз убедиться. Пергамент отправился обратно в сумку, а взамен был извлечен нож. Старый, серебряный ритуальный нож, который продавался в деревенской лавке вместе со всяким хламом. Удачное приобретение за сущие гроши. Знали бы магистры…

Впрочем, это уже не имело значения. Человек разрезал этим ножом свою левую ладонь, а после, макая кончик ножа в кровь, как перо в чернила, принялся выводить на поверхности дерева символы. Так он и шел вдоль борта, расписывая обломки собственной кровью. Когда же с этим было покончено, хромец приступил ко второй части подготовки.

Всё из той де сумки появились на свет кусок веревки и тринадцать красновато-бурых свечей. Чертить на слежавшемся песке пентаграмму было гораздо проще, но, во-первых, требовалась точность линий, а во-вторых, человек был уже изрядно уставшим. Он часто садился отдыхать, потом глядел на диск солнца, неумолимо приближающийся к горизонту, сжимал зубы и продолжал чертить.

Проклятая нога не давала покоя. Она ныла, мешая нормально двигаться; Разрезанная ладонь тоже не добавляла приятных ощущений: в рану попали песок и соленая вода. Но и этот этап завершился.

Теперь человек сидел в центре пентаграммы, окруженный тринадцатью незажженными свечами. Ему оставалось только ждать.

Вместе с сумерками на берег пришел ветер. Он был не просто холодным, а пробирающим до самой души, заставляющим дрожать в ожидании неизвестно чего и жаться к очагу, или на худой конец, костру, в надежде, что огонь защитит от надвигающихся невзгод.

Но человек на берегу, почуяв этот ветер, улыбнулся в предвкушении. Очень скоро он сможет завершить обряд и доведет до конца дело всей его жизни.

В небо медленно вплывала луна. Огромный диск был странного бледно-багрового оттенка; море, песок и скалы словно впитывали ее цвет, тоже будто покрываясь кровью.

Хромец зажег свечи. А мгновением позже, сначала едва заметно, а потом всё ярче, замерцала красными всполохами пентаграмма. И чем сильнее она разгоралась, тем больше скрючивался человек внутри. Он сморщивался и усыхал, пока не превратился в скелет, обтянутый кожей.

А пентаграмма сияла, вобрав в себя жизненную силу. Но уже через несколько мгновений багровый свет окутал обломки корабля. Встали на место мачты, корпус словно зарастал досками, сами собой натягивались канаты. Вернулась на место носовая фигура кракена. Продавливая килем песок, корабль медленно сполз в воду. Казалось, волны не способны даже покачнуть его, но ветер, ударив в корму, вытолкнул судно еще дальше, под свет кровавой луны.

И ночь взорвалась ликующими криками. Это вернулась команда «Кракена». Зазвучали команды, хлопнули, наполняясь ветром, паруса. Корабль несся вперед, едва касаясь килем гребней волн. А на носу, подставляя лицо ночи и соленым брызгам, сидел юнга. Был он тощий и хромой. Зло рассмеявшись, он выкрикнул в никуда:

− Ну что, король? Ты избавился от пиратов, чтобы они не мешали твоей торговле! Ты думал, что уничтожил всех! Ты ошибся, король! Я − выжил! И теперь «Кракен» снова вышел в море за добычей! И мы отомстим!

***

Королевский фрегат «Разящий» лениво дрейфовал в открытом море из-за отсутствия мало-мальски внятного ветра. Слабых дуновений было достаточно, чтобы хоть немного облегчить летнюю духоту, но о том, чтобы двигаться куда-то под парусом речи и быть не могло.

− Невероятно жарко нынче летом, не находите?

Капитан «Разящего» досадливо поморщился, услышав за спиной этот голос, но, до того, как обернуться, успел нацепить на себя маску учтивости. По-другому с этой высокопоставленной сухопутной крысой было нельзя. Их лордство изрядно утомило и капитана, и команду своими капризами, придирками и общим недовольством. Да что там, капитана и прочих офицеров этот хлыщ раздражал одним своим присутствием!

− Ночью станет прохладнее, − вежливо озвучил капитан всем известную истину.

− Ах, это будет еще не скоро!

На этот раз капитан промолчал. Он внимательно вглядывался в горизонт, который будто слегка помутнел. Будь сейчас зима, можно было бы ставить месячное жалование против сушеной рыбины, что надвигается туман, но в это время года?