per aspera ad astra

П-I | Г-1

По гладкой дороге близ города спешно летел алого цвета автомобиль, а из окна его высовывалась счастливая девушка. Прохладный ветер, тянущийся с воды, обдувал её лицо, морозной ладонью приятно ласкал нежную кожу. София, придерживая широкополую светлую шляпу на чёрных волосах и щурясь от ярких солнечных лучей, с нескрываемым удовольствием наблюдала за сменяющимся перед лазурными очами пейзажем, и вид, ей открывающийся, поражал всякое воображение: чистое спокойное море и высокий бело-серый, обшарпанный временем маяк, вокруг коего кружили и хохотали чайки, на самом берегу утёса. От вида столь дивной картины радостная улыбка не сходила с лица, вплоть до момента, пока машина чуть поодаль не остановилась.

Тогда юная дама быстро выпорхнула из салона и, несильно хлопнув дверью, устремилась к полуразрушенному маяку. Песочная дорожка, обрамлённая зелёной травой, сменилась каменной тропой с выступающими скалами, о которые бились волны. Оставив свои балетки на берегу, она, цепляясь за влажные каменистые выступы, спустилась к самому прибою, после чего, усевшись, свесила ноги в холодную воду и вновь расплылась в широкой улыбке. «Для счастья нужно совсем немного…»

София прикрыла глаза, ощущая каждой клеточкой тела ласкающие ноги волны. Среди всех известных человеку зависимостей она почему-то выбрала океан, что простирался далеко за горизонт и казался необъятно большим. Глянув вниз, она устремила взгляд таких же голубых глаз в воду. Волны, пенясь, бились о камни, и чем дольше глядела вглубь, тем сильнее вода темнела. Будто бы смотрела в ответ из самой морской бездны. Она могла сидеть так весь день и, что мелочиться, даже последующие три месяца, но ещё нужно разобрать привезённые вещи.

— Нет, я, всё же, поражаюсь тебе — ты каждый год видишь море, а радуешься ему, как в первый раз, — отец, занеся чемоданы внутрь маяка, непонимающе пожал плечами. — А вот я, к примеру, вижу его каждый день, и меня уже, на самом деле, от него тошнит.

— Пап, я не знаю, почему меня так тянет сюда, — София развела руками в ответ, предвкушая скорое единение со своей любовью. С последнего приезда не случилось никаких кардинальных изменений, и её по-прежнему ждала маленькая каморка на втором этаже у самого окна, с кроватью и небольшим комодом с тремя ящиками. «Ничего не поменялось…» — протянула про себя с лёгкой улыбкой и, дождавшись ухода родителя, сразу же приступила к раскладыванию вещей по своим привычным местам.

***

Свалившиеся сегодня на плечи тяжёлым грузом эмоции, что захлестнули с головой, быстро заставили сомкнуться глаза и погрузиться в мир сновидений. Тот тепло принял уставшую девушку в свои объятия на несколько часов беззаботной дрёмы под лучами пригревающего солнца. Проснулась София около обеда, причём, не так спокойно, как бы ей хотелось, а широко распахнув глаза и подорвавшись с кровати, и ошарашенно осмотрела обстановку вокруг себя. Здесь не было каменных стен маяка и окошка, из коего бы открывался вид на бескрайний океан, а лишь унылые, крашеные серой краской, словно металлические, стены. Не было солнечного света, только холодный белый, источаемый множественными квадратными панелями под потолком. В этой комнате двухярусные кровати пестрили в три ряда вдоль — они все спали здесь, без разбора, разделений и разбалованности, а конкретно она — на самой последней койке с краю, ближе всех к входной двери. Неторопливо сев на узкой постели, дабы не удариться головой в «дно» кровати второго этажа, облизнула пересохшие губы и, поджав ноги под себя, хмуро уставилась на бледно-голубые простыни и тёмно-серое покрывало. Сколько уже времени ей снится один и тот же сон с машиной, мчащей вдаль, маяком и отцом? Так не бывает. «Интересно, что там сейчас с папой?» — говорила с волнением в голосе про себя, ведь им неустанно твердят, что там, вне бункера, сплошная опасность.

И всё же, застелив постель, девушка решилась пойти туда, где бывала крайне редко, но именно сейчас гложущие её мысли нужно было обсудить с кем-то, а лучше психолога собеседника не найти. Застегнув робу до самой шеи и растрепав смольные короткие волосы, шагнула в коридор, такой же серый и тихий. В свободное от занятий время все куда-то пропадали, и ей казалось, будто бы остаётся одна на весь огромный бункер, что, конечно, было не так. Минуя тихие коридоры, точно те были частью лабиринта, подошла к двери, помеченной странным шифром из букв и цифр. Впрочем, отличительная табличка и не требовалась — все и без того знали, что это кабинет, где работает и занимается с ними Михаил Алексеевич Бернадский.

Странно, однако заветная дверь к психологу была немного приоткрыта. София решилась ту подтолкнуть, при этом не забыв культурно постучаться:

— Михаил Алексеевич, к вам можно?

— О, конечно, — мужчина отвлёкся от толстого блокнота, в коем вёл все свои записи и, обернувшись на голос, увидел через линзы очков в дверном проёме голову одной из «учениц». — Проходи, пожалуйста, садись.

Она, прикрыв дверь за собой, на сей раз, плотно, послушно прошла на диван. Всё бы ничего, но ею тут же овладела неловкость оттого, что напротив своим большим чёрным глазом на неё смотрела видеокамера — Бернадский всегда её включал, когда дело касалось каких-либо разговоров, рассказов, монологов. Исключительно в научных целях, естественно, но спокойнее от этого не становилось. Пальцы нервно теребили штанину, пока София собиралась с мыслями. Впрочем, сама так и не смогла начать, потому её аккуратно подтолкнули наводящим вопросом:

— Чаще всего ты бываешь у меня из-за снов. Что тебе сегодня приснилось? — аккуратно спросил психолог, ненадолго остановившийся за камерой и глядящий в небольшой экран, через который на него смотрела беспокойная девочка. Та коротко бросила взор на устройство и, нервно сглотнув, выдохнула:

— Всё то же, без изменений. Снова маяк, океан и папа… — начала несмело, стараясь избегать пристального взгляда камеры, на которой уже горела красная, оповещающая о начале записи лампочка. — Я вновь приехала из города к нему на лето, как это обычно и было.