Перекрестки

Перекрёстки

— Блять! Ну триебучий пиздец! Чё за хуйня?! — Приложившись головой к рулю, отчаянно вслушивался в лениво скулящий стартер.

Потирая онемевшие пальцы, прилипшие к до упора повёрнутому ключу зажигания, взорвался:

— Да какого ты хуя творишь?! Ебала ржавая! — Срывая голос, в порыве отчаяния огрел испуганно огрызнувшийся гудок и бессильно откинулся на спинку сиденья.

Выдыхая клокочущую злобу, забивающая паморки, от чего дышать становилось сложнее.

Безвольно кинул пальцы к дверной ручке, потянув её. «Щёлк» — и вот уже бездушный кусок пластика дрожит в моих руках, как поверженный враг, виновный во всех моих проблемах.

Чиркнули зубы и костяшка вцепилась в огрызок двери, выворачивая его на изнанку. Щёлкнул замок и жалобно скрипучая дверь, уступила моему натиску, впуская поток свежего осеннего воздуха.

Ничего не видя, с маху утопил демисезонные сапоги в приставучей жиже и прочавкал так до переднего колеса, напрыгнув на капот.

Машинальным движением, расстегнул кожаную куртку, скользнув во внутренний карман за спасительной пачкой яда – для дыхательных упражнений по контролю гнева, практикуемых мною на протяжении пяти лет по двадцать раз на дню.

Искра, пламя — и вот на папироске ярко-алое клеймо её неминуемой гибели, распаляемое моим вдохом, наполняющим лёгкие вожделенным спокойствием. А вместе с выдохом с глаз опустилась тонировка гнева, осевшая где-то там, глубоко, вместе с никотиновой смолой и пеплом.

На ясную голову и события смотрится проще. Что имеем в сухом остатке? Ситуация: «жопа — писюн».

— Машина сломана, я в ебенях, и на день рождения к маме хуй успею, — перебирая мыслями, безмятежно пускал сизую дымку к небу. Словно это уже не я минуту назад метался по машине, как бешеная шавка.

Камыши, ветер и дорога. О! Знакомый перекрёсток — цитадель грязи и говна имени Зеленского. — Подводя итоги, уставился на табличку с одноимённым названием хутора.

«А что это значит? А это значит, что можно выцепить местного Петровича за фунфырик и организовать себе эвакуацию личного транспорта прям до автосервиса имени Иваныча, попутно обеспечив вторым фунфириком первоклассный ремонт рабочей лошадки».

— Прости, сорвался, — хлопнул по капоту старого друга, доставшегося мне в наследство от без вести пропавшего отца.

«И правда рабочая лошадка, чё я в самом деле... Полгода без выходных — не всякий человек выдержит, а она молодец. По уму, конечно, надо было сразу перед отпуском на автосервис её, но нет, я ж умный, сразу домой попёрся. Хотел маме под утро подарок сделать, а теперь вот, кукую в плавнях».

«Ладно, чё жопу греть, путь-дорога — все дела», — тяжело выдыхая, принимаю свою нелёгкую участь грязевого фигуриста.

И вот опять, без лишних колебаний, топлю свои говнодавы в осенней слякоти. Выйдя победителем из соревнования в номинации «ёбля с греблей», получаю в награду твёрдую обочину, поросшую травой.

Зато, нащупав под ногами спасительную твердь, как заправский победитель, мог позволить себе неслыханную наглость в таком окружении: засунуть руки в карманы, не опасаясь принять грязевые процедуры.

Пальцы пробарабанили по холодному стеклу, и тут уже, в обход всех рефлексий, машинально вытыкаю в яркий экран смартфона.

Пусть искусственный свет и режет глаза, но в расплывшемся прищуре различаю заветные четыре цифры.

«00:37», — а ниже приписка еле различимыми буквами: «1 ноября».

«Надо же, а ведь только октябрь был. Время ведёт у Серёженьки со счётом 1:0. Ну что ж теперь».

Опустив руки в карманы на дальнейший прогрев, прошкандыбал до перекрёстка.

И вот стою я на краю, у изрезанной глубокой колеёй дороги, смотрю на эту покосившуюся, ржавую табличку и ловлю себя на мысли, что, будто ничего не изменилось за эти десять лет. Прям капсула времени, в рот её.

Вон там, вдалеке, по прямой, в свете луны, притаилась остановка. По правой стороне в небо упирается труба ликёроводочного завода, а влево указывает потёртый знак «ЗАГС №7, 2 км».

Тут же в памяти зароились воспоминания о былом, и прошлое будто ожило: вот я, вываливаюсь из автобуса с сумарём на перевес, навстречу бабушке с дедушкой, предвкушая три беззаботных месяца. В окружении бабушкиной заботы, дедушкиных историй и совместных поделок.

А вот он, я, на великах с Ванькой и Колькой, финиширую на этом перекрёстке в пацанских гонках, нарочно уходя в занос. А вот мы уже мчимся к каналу, с удочками на плечо. Бывало даже так, что удочки мы и не разматывали — просто купались и дурачились днями напролёт.

А вот уже поздним вечером, на этом же самом перекрёстке, меня встречает угрюмый дедушка, а я, словно не замечая его недовольства, хвастаюсь самым большим уловом, сменяя его гнев на милость.

Эх, было время, и стоило оно того — взрослеть. Стоила ли эта двенадцатичасовая работа, детской радости и сказок, что читали мне по вечерам бабушка с дедом? Ох, и сказки-то были! То кот у покойника сапоги стырит и подастся в разгул, то про дурака, уткнувшегося в камень и прущего на пролом, игнорируя предупреждения, что по этой дороге его ждёт неминуемая смерть.

И вот я, как этот дурак, должен переться прямо, к хутору, на пролом, сквозь грязь и слякоть.

Интересно, а брешет ли этот проржавевший указатель налево с его четырьмя заветными буквами, для каждой молодой девушки, готовой пожертвовать своим будущим ради высокой цели?

Сколько шуму было, обещание постелить до туда заасфальтированную дорогу, а по факту — всё как всегда: через жопу. Будь добр, трястись двадцать минут по кочкам, чтобы узаконить свои отношения. Хах, что вспомнил, один раз дорогу настолько размыло, что молодожёны туда на тракторе добирались, на ряжённом таком, чисто комедийный сельский пафос.