Перелом

Перелом

ПЕРЕЛОМ

Пролог

У этой женщины был гипертрофированный материнский инстинкт. Как только Мариночка узнала, что скоро станет матерью, сняла нарядное женское платье и повесила его в шкаф. Достала просторный сарафан для беременных и так его и не сняла до сегодняшнего дня, хотя дочери уже перевалило за тридцать.

Муж Анатолий говорил, что в их породе все матери сумасшедшие, имея в виду, прежде всего, свою тещу, «царствие ей небесное», которая до последних своих дней контролировала жизнь Марины, а за одно и его Толика жизнь. Ни один отбой в их семье не обходился без ее звонка:

- Ну что? - озабочено вздыхала Лариса Викторовна в трубку. – Этот уже спит? А ты все на кухне? Говорила я тебе, что так и будет. Ляжет на диван и не встанет. Будешь всю жизнь плясать вокруг него.

Анатолий, конечно, вставал и ходил на работу. Но дома больше всего из мебели уважал диван. Хотя, если вспомнить, Марина сама уложила его туда.

Марина кормила грудью свою дочь Ниночку почти до двух лет. Все это время спала с ней на одной кровати, чтобы не вставать по ночам. Когда с большим трудом удалось отнять грудь, мать не смогла оставить девочку на ночь одну в детской комнате и дежурила рядом. При этом Марина боялась повернуться на другой бок. Ей нужно было слышать, как дышит ребенок; видеть, не раскрылась ли Ниночка, вдруг замерзнет и заболеет. Анатолий, не смог выдержать такую психическую жизнь и отвалился, сначала на диван, а потом в другую комнату.

У Ниночки началась школа, потом подруги, друзья, отношения, институт, попытки замужества, смена работы. Все это было в жизни Марины на первом месте. Мужа она, конечно, обихаживала, как положено, но без особого желания. Дочь всегда была в приоритете. Своей отдельной от Ниночки жизни у Марины не существовало. Так и не смогла она обрезать пуповину, соединяющую ее с дочерью.

Анатолий все больше отдалялся от них. Однажды он ушел к другой женщине.

1 глава

- Ну что ты сияешь, как медный самовар? Нинка что ли объявилась?- говорила Лидия Петровна, раздеваясь в прихожей и подавая пальто своей подруге детства Марине, которая, еле сдерживала себя, таинственно поглядывая на подругу. Видно было, что ее распирает от счастья. Так чувствует себя человек, когда он уже перестал надеяться, и вдруг его самое заветное желание осуществилось.

- Ниночка приезжает на Новый год! – не в силах дольше терпеть, выпалила Марина. Она взяла Лидию Петровну за руку и повела на кухню, где их уже ждал свежеиспеченный пирог, наполняющий квартиру прекрасным ванильным ароматом.

- Вот это новость! Даже я такого не ожидала. Сколько времени от нее не было ни слуху, ни духу? Полгода, кажется? А тут приезжает! Видимо, или деньги кончились или очередной мужик бросил.

Лидия, как всегда, была прямолинейна: скажет, как ударит, не в бровь, так в глаз.

- Не надо так говорить, Лидия! Иначе я рассержусь на тебя, - улыбка слетела с лица Марины, как будто солнце закрыла туча и на землю опустилась ее мрачная тень. Она протянула чашку с чаем подруге и стала резать пирог.

- На меня - то ты умеешь ворчать. Лучше бы на дочку свою непутевую хоть раз рассердилась. Все ей с рук сходит. Подумай сама: сколько можно мужей менять? А денег, сколько вытянула из тебя, при твоей то нищенской пенсии. Ей, слава Богу, скоро тридцать пять стукнет. Пора уже самой матери помогать. Вон мой Захар, ежемесячно по двадцать тысяч высылает. Приличная прибавка к пенсии, знаешь ли. Живу - не тужу. По санаториям езжу. А тебя, как не позовешь куда-нибудь – все денег нет. А для доченьки любимой всегда есть.

Лида привычно отчитывала подругу, помешивая маленькой ложечкой чай в стакане и, намечая глазами, какой кусок пирога положить к себе на тарелку.

- Лидочка, я много раз просила тебя не затрагивать эту тему. Помогала и буду помогать. Это моя единственная дочь. Для кого же я живу? А санатории твои мне не нужны. Мне и на даче хорошо, - в голосе Марины зазвучали резкие нотки. Так было всегда, когда разговор касался их отношений с дочерью.

- Конечно, на даче. Так если бы ты ездила туда отдыхать. А ты же опять вграбывать едешь, чтобы потом урожай продавать, а денежки снова Ниночке своей ненаглядной отсылать. Сама то, клубники вдоволь не ешь. Все продаешь, все денежки для дочуры копишь. Жаль мне тебя, дурочку. Старая уже, а все еще жить не начинала. То для мужа все бегала, старалась. Где он сейчас? Ау…! Толик, ты где? – Лида притворно покрутила головой по сторонам, выглядывая Марининого мужа. - К другой бабе ушел. Теперь сам все делает, а она дома сидит, не работает. Вот как надо уметь мужиками заправлять. А с тобой - только командовал. А ты как Фигаро: Фигаро здесь, Фигаро там. Добегалась – одна осталась. И Нинка так же. Пока еще есть, что с тебя взять – будет сидеть на твоей шее. А сляжешь, думаешь, будет за тобой ходить, как ты сейчас за ней? Сильно сомневаюсь.

Лидочка положила пирог к себе на тарелку и взяла десертную ложечку, чтобы начать есть.

Марина сидела на кухонной табуретке, как курочка на насесте, положив ноги на перекладину, опустив голову и перебирая руками край фартука. Наконец не выдержала, решительно вскинула голову:

- Знаешь, Лидочка, иди домой. Я пирог тебе с собой заверну.

- Ну и пойду! – обиделась Лидия Петровна. – И пирог мне твой не нужен. Сиди, млей от счастья. Скоро оно явиться - не запылится. Тогда вспомнишь меня, только меня не будет.