Переписать любовь

Глава 1

Записать можно любое чувство. Главное, подобрать правильные чернила. Красные — для самых ярких эмоций. Радости, любви, гнева, вожделения. Синие — для печальных. Зеленые — для отторжения, непринятия. На первый взгляд, кажется, все просто, да только это не так. Эмоции редко бывают чистыми, напротив — зачастую они смешиваются в таких причудливых пропорциях, что будь эмоции наукой, то по трудности потеснили бы алхимию.

Но именно этим меня всегда привлекало душеписательство. Альров — или душеписателей — немного. И пусть наше ремесло не считается престижным, я ни разу не пожалела, что выбрала его.

— Лидия, ты снова в облаках витаешь? — Голос Марин вырвал меня из размышлений.

Я повернулась ко входу и улыбнулась. Марин, как всегда, казалось, куда-то опаздывает: в руках кипа бумаг, рыжие волосы растрепались. Несколько упругих кудряшек свесилось на лицо, и Марин то и дело пыталась их сдуть. Бежевое кружево на высоком воротнике встопорщилось. Нижняя пуговица на правом манжете расстегнута.

— А у тебя снова срок сдачи колонки?

— О-о-о, хоть ты не напоминай!

Марин промчалась к своему столу, потеряв по дороге несколько листов, и с громким шлепком бросила кипу на столешницу. От резкого движения звякнули баночки в поясной сумке. Марин глянула на нее мельком, коснулась пальцами, проверяя, что ничего не разбилось, и повернулась ко мне.

— Это не месяц, а один сплошной срок сдачи! Завтра я должна отдать в печать колонку с советами лейра Маэса, а сегодня — сегодня! — Дейдра потребовала дополнить ее комментариями от гильдии артефакторов. Видите ли, читатели жалуются, что мы делимся мнением мастеров только второго и третьего ранга. Сами, поди, в глаза не видели мастеров четвертого ранга! А может, им сразу пятый подавай? Ух, допекли!

Марин резко крутанулась, отчего баночки с чернилами вновь опасно звякнули, и метнулась к шкафу с папками. Из плотного картона, перевязанные цветными нитями — в них мы храним не только адреса мастеров-экспертов, но и лучшие статьи «Бреттонского вестника». Однако Марин, судя по всему, интересовали не папки. Подставив маленькую стремянку, она взобралась к верхней полке, запустила руку вглубь, слепо пошарила пальцами и с победным кличем выдернула из-за справочника по чернилам большую плитку шоколада.

— Ты же клялась, что завязала со сладким.

— Ф нафей фаботе беф шокофада никуфа, — ворчливо отозвалась Марин, пытаясь откусить уголок с орехом. — Фоклятье, тфердый!

— Еще бы! Ты когда его туда запрятала? Полгода назад? Год?

— Нефафно.

Наконец, шоколад поддался, и Марин счастливо захрустела. Я же качнула головой и вернулась к работе. 

Шесть разноцветных пузырьков — все разных форм и размеров — выстроились неровной шеренгой вдоль столешницы. Перед ними, как генерал перед солдатами, встала чаша. Рядом лег фарфоровый вымешиватель, у которого один кончик острый, как игла, а второй скругленный. Чуть в стороне замерли стеклянная пипетка, мензурка с щавелевой кислотой и склянка с глицерином.

До прихода Марин я как раз закончила готовить основу под чернила, теперь осталось добавить пигмента. Медленно выдохнув, взяла пипетку, окунула ее в крайний пузырек из шеренги и поднесла к чаше. Важно добавить ровно четыре капли экстракта горного орешника. Переборщу — и вместо чернил облегчения, какое испытывает человек после перенесенной болезни, получу тревожное возбуждение.

Одна капля. Вторая. Третья.

— Лидия! — Дверь с грохотом ударилась о стену.

Я вздрогнула, и еще две капли упали в чашу. Да что б тебя!

— Олерд, я же просила не врываться с криками, — укорила, откладывая пипетку и вытирая руки.

Олерд — парнишка, принятый в штат всего две декады назад, — испуганно втянул голову в плечи.

— Не тушуйся, воробышек, не тушуйся. Грудь колесом! Клювом не щелкать!

Олерд недовольно зыркнул на Марин. Явно до сих пор дуется, что с ее легкой руки прозвище «воробышек» прилипло к нему, как пятно ваксы к штанам — не отдерешь! Да и как иначе? Олерд щуплый, растрепанный, вечно голодный. Ни дать ни взять воробей!

— Так где пожар? Куда бежать? — Я вновь посмотрела на парнишку. На этот раз с улыбкой.

— К лейре Кифт. Она это… сказала привести тебя. Срочно. Вот я и это… сюда. Ты прости, — он виновато глянул на чашу с испорченными чернилами.

— Забудь. Не впервой переделывать.

Я отложила пипетку и поднялась из-за стола. Если Дейдра хочет меня видеть, да еще и срочно — значит, дело важное. Однако в груди все почему-то сжалось, как от дурного предчувствия.