В нерешительности остановившись у громоздкой железной двери, я опустила взгляд, чтобы в очередной раз убедиться: чуть помятая, но всё равно стильная белая блузка и чёрная юбка до колена как нельзя лучше подчёркивали сугубо деловой характер моего визита. Как будто бы у девушки моего возраста и социального статуса могли появиться ещё какие-либо причины для визита в это тронутое морозцем подвальное помещение, жадно оттягивающее к потолку слабые проблески электрического света…
Неловко переступив с ноги на ногу – высокий каблук в этом обшарпанном склепе был явно неуместен, – я, наконец, собралась с силами и осторожно постучала в дверь костяшкой указательного пальца. Нехотя, надеясь остаться неуслышанной – и поскорее вернуться к лучам настоящего солнца… Однако…
Генри открыл незамедлительно. Он будто бы только и ждал моего стука – хотя, как можно было судить по испачканным в масле рукавам лабораторного халата и серым впадинам под тусклыми голубыми глазами, у молодого учёного и без того было достаточно забот.
– Надо же, – Генри, глупо заулыбавшись, провёл по растрёпанным волосам измасленной рукой. – Я не думал, что ты приедешь так скоро…
– Повезло добраться без пробок, – неуклюже ответила я, покрепче прижав к рёбрам чёрную кожаную сумочку. Нет, не то чтобы Генри казался опасным или особенно странным – более странным, чем обычно – но поведение его всё же вызывало у меня некоторую нервозность.
Он оставил голосовое сообщение на моём телефоне за пять часов до этой встречи. Сказал, что должен срочно обсудить со мной один вопрос невероятной важности – и тут же пропал без следа. Подобных фокусов он не выкидывал со школьной скамьи – тогда игра в сумасшедшего учёного, заманивающего в логово «секретных агентов», казалась ему верхом изобретательности, но теперь… От мужчины двадцати восьми лет – пусть даже безработного одиночки с явными странностями – крайне сложно было ожидать чего-то подобного.
И… Пять часов пути – это вовсе не так уж скоро… Если только он не провёл это время в работе над очередным безумным творением…
Будто бы прочитав мои мысли, Генри тут же полез в карман халата за телефоном и, вновь выдав неуклюжую улыбку, промолвил:
– Да, я совсем забыл перезвонить тебе… И ответить на эти сообщения… И… В общем, просто… Увлёкся… Одной… особенной вещью…
Я предпочла сохранить молчание. Генри только и ждал от меня горячих расспросов – но тут, в полумраке подвала, на пороге импровизированной лаборатории, температура воздуха в которой была бы идеальной для разведения пингвинов… Нет, мне совершенно не хотелось ничего спрашивать. Вообще.
Не дождавшись моей реакции, Генри задумчиво отступил назад и, не выпуская из ладони кирпичик старенького мобильного телефона, широким жестом предложил мне войти.
«Лаборатория». Мне приходилось бывать здесь ранее – но, в основном, за порогом большого открытого помещения. И очень недолго. Обычно Генри просил завезти ему какие-нибудь продукты или странные детали для работы – и тут же выставлял меня прочь. И мне, наверное, давно следовало бы закрыть глаза на нашу с ним школьную дружбу – во всяком случае, странное подобие таковой – и жить своей жизнью, но… Наверное, без меня Генри просто не выжил бы. Он был из тех чуть странноватых, но совершенно безобидных чудаков, которые свято верят в свою способность изменить мир… Отчасти гениальный, но совершенно некомпетентный в вопросах реальной жизни, Генри оставался для меня чем-то вроде милого домашнего питомца. Хотя, признаюсь, меня саму подобное сравнение с каждым годом пугало всё сильнее.
– Я читал твои статьи, – проговорил Генри без каких-либо эмоций, удаляясь по узкому коридору, выложенному меж громоздких картонных коробок и сваленных кучами крупных деталей. – Почти все. Они… Интересны по-своему…
– Спасибо, – зачем-то отозвалась я, лавируя от одной груды мусора к другой и молясь о том, чтобы каблуки туфелек не увязли в каком-нибудь из местных устройств.
– Особенно мне нравятся твои политические исследования. Критика власти, попытки вывести на чистую воду чиновников, освещение вопросов коррупции… Ты делаешь доброе дело.
Он произнёс это так странно и холодно, что мне даже не захотелось отвечать. Кроме того, тут и других забот хватало с лихвой: так называемая лаборатория была буквально завалена разнообразными приборами, последствиями неудачных экспериментов и аппаратурой непонятного толка. Пристальное разглядывание всей этой машинерии – и попытки избежать столкновения с ней – отнимало куда больше сил и внимания, чем можно было бы посвятить общению с Генри.
– Но больше всего… – самозваный безумный учёный вдруг обернулся через плечо, и в глазах его полыхнуло фанатичное, неудержимое пламя. – Больше всего мне понравились слова из вчерашней колонки…
– Да?.. – отозвалась я, замедляя шаг.
– Ты изложила свою мечту… Желание начать строительство разумного общества заново, но в совершенно ином русле… По другому маршруту. Без разрушительных идей, никчёмных институтов власти и продажности, заложенной под каждым камнем…