Перфекционист

Перфекционист

Я прилетела с другого конца света навестить своего нелюдимого приемного деда. Тот с месяц назад куда-то пропал: не брал трубку, не отвечал на эсэмески и емейлы, так что мне пришлось лично приехать к нему в поселок городского типа Куйрык-Тау.

Искала я своего пропащего родственника недолго. Он был в гараже и в одиночестве употреблял горькую, сидя на офисном стуле, мечтательно разглядывая полупустую банку шпрот.

При моем появлении жирная крыса, обгладывавшая его правую босую стопу, бросилась в угол и шумом скрылась в нагромождении пустых бутылок. Трудно было не заметить, что вместо мизинца и безымянного пальца из дедовской ноги торчали окровавленные косточки, похожие на раздробленные разделочным топором куриные ляжки. На месте его левой кисти сиротливо серела тощая культя, проступая сквозь грязный бинт тревожными кровавыми пятнами.

Деду моему было всего сорок четыре, но выглядел он на все семьдесят — синие мешки под глазами, лиловый нос, красные слезящиеся глаза... Я его никогда особо не любила, но он все-таки был моим дедом, хотя и приемным. Нужно было что-то делать, как-то попытаться ему помочь.

— О-о! Кого я вижу! Внучка заявилась. Собственной персоной.

Преодолев отвращение, я подложила газету и осторожно присела на краешек заблеванной табуретки.

— Дед, тебя крыса жрет, заживо, — сказала я.

— А, эта? Ну да. Зато на отпугивает других крыс, тех, что поменьше. Это самая большая крыса в деревне. — Он с гордостью наполнил стакан и залпом выплеснул себе в рот, не глотая.

Я никогда не понимала, как и, главное, зачем он так пьет. Может это просто была тюремная привычка.

— Ты не хочешь ее отравить или крысоловку поставить? — спросила я. — Она так тебя по кусочку всего сожрет.

— Ну прихлопну я ее, и что? Придет другая. Все повторится заново. В каждом гараже водятся крысы.

— Если другая будет такая же злобная, убьешь и ее тоже.

— Дело в том, внучка, что всех нас кто-то ест: микробы, глисты, вши, тихоходки... Крыса в данной пищевой цепи даже лучше — ведь я знаю ее давно, знаю, что от нее ожидать.

— А что может быть хуже, чем быть съеденным заживо крысой?

— Все может быть. — Он мотнул головой.

— Давай я тебя увезу отсюда? Уезжай из Куйрык-Тау. Хочешь, переезжай к нам в Гамельн?

— У вас в Германии та же хрень, те же крысы. Чем ваши лучше нашей? Полностью от крыс не избавиться, а значит и стараться нечего.

— Наши крысы не едят людей, их держат только в лабораториях, под присмотром врачей и биологов.

— Вот видишь, у вас они тоже есть, — вздохнул он многозначительно.

— Но есть места, где крыс больше, а есть места, где их меньше. Ты же сам говорил, что рыба ищет где глубже, а человек где лучше! — Я не заметила, как перешла на крик.

— По телеку говорят, что крысы везде одинаковы, и если не спугнуть свою крысу — ну, ту, которая тебя ест, она может быть станет есть помедленнее. Моя вот медленно ест, мне с ней жутко повезло. А еще она выделяет какое-то вещество, обезболивающее, так что мне даже приятно. Это типа щекотухи по всему телу.

— Ты мазохистом что ли стал, дед?!

— Нет смысла шило на мыло менять, перфекция ведь недостижима. И ты мне свои штучки-дрючки не шей! А то не посмотрю, что внучка, получишь подзатыльник.

Дед и сам в этом состоянии стал чем-то похож на крысу — такой же озлобленный, окровавленный, не внимающий человеческой речи и логике.

Выйдя из гаража, я на прощание обернулась.

Из темноты на меня смотрело две пары глаз: тупые дедовские и уверенные в своей безнаказанности, ненасытные глазищи гаражной крысы.