Первый судья Лабиринта

Глава шестнадцатая. РИТА

Жуткий холод не дал поспать.

Ещё одно утро. Опять совершенно другое, и мир другой. Скоро мне хватит впечатлений на небольшую коллекцию.

Андрей дрых, как хорёк, который пригрелся у него в ногах. Надо же, проникся доверием... И как они могут спать при температуре ниже нуля!

Только нашего рыцаря в хижине не было.

Разводить огонь задубевшими пальцами я был совершенно не способен. С намерением попрыгать и согреться, а заодно поискать нового знакомого, я выскочил из домика.

Вчера-то мы шли уже в темноте, разглядеть что-либо было совершенно невозможно. Только благодаря Дитриху, знавшему, по-видимому, эту местность как собственный дворик, мы смогли найти тропинку, хижину, да вообще не скатиться в пропасть.

А сейчас я увидел... горы под снегом и замёрзшее озеро.

Лёд искрился, будто миллионы хрустальных осколков, или ёлочная мишура. Есть такая, с напылением...

Красота.

Я даже пожалел, что не сумею нарисовать эту зимнюю сказку.

Здесь не наши Альпы, но что-то подсказывало мне — Долина в Германии выглядит так же. Или почти так же.

Миров много, но...

Нет, не так. «Много миров, но едина их главная сущность». Откуда я это знаю? Навеяло...

А мы, оказывается, забрались довольно высоко. Но спуска не видно — наоборот. Тропинка, по которой мы добрались сюда, убегает всё вверх и верх.

Тишина.

Вокруг высокие ели, и я стою один. Словно гном. Очень маленький и незаметный.

Внезапно с ёлки посыпался снег, прямо мне на голову. Я осторожно выглянул: птица на ветке. Довольно большая, с красноватой спинкой. Вспорхнула и улетела.

Почему же так тихо? Есть краски, но не хватает звуков. Эха? Шороха? Щебета?

И тут я понял, чего именно.

Я бросился в хижину. Андрей всё ещё спал, хорёк при моём появлении поднял голову.

Я полез в мешок и достал свирель. Авось разберусь, как она работает.

Вернувшись на улицу, внимательно осмотрел «дудку». И сразу понял, что нужно делать.

Она раздвигалась наподобие складного пластмассового стаканчика.

Готово, теперь это полноценный инструмент. Нашлась и кнопка под мундштуком. А вот надо ли дуть, Артур не сказал. На всякий случай я набрал в лёгкие воздуха, поднёс свирель к губам и медленно стал выдыхать, нажав при этом кнопку...

Музыка полилась. И гром меня разрази, если это были не «Зелёные рукава»! Старинная кельтская мелодия, моя любимая вещь.

Я так удивился и обрадовался! Чужой мир, чужие обычаи, неведомая дорога — а музыка всё та же. Знакомая до слёз. И до чего же она подходит!

На пороге появились Андрей и хорёк. Стоят и слушают, Тери даже ушами поводит. А я всё играю и играю. Вернее, она сама играет и никак не хочет меня отпустить. Пролетело куплетов пять, прежде чем я смог, наконец, оторваться и перевести дух.

— Он тут дудит, — делано возмутился Андрей. — А нет, чтоб огонь развести, пока брат не превратился в сосульку!

— Ох, извини, — смутился я. В самом деле, совершенно забыл обо всём на свете...

Тери вдруг пискнул и юркнул в хижину.

— Не шевелись и не играй пока, — быстро сказал Андрей, напряженно глядя за мою спину.

— Что — обвал? — испугался я...

— И помолчи.

Я скосил глаза, ничего странного не заметил и обернулся.

Всё спокойно. Птиц нет, ветви не шевелятся.

Лишь что-то пёстрое у ближайшего ствола, вроде свернутой мантии .

— Медленно иди к дому, — сказал Андрей. — И не дергайся. Не поворачиваясь, так и иди.

Ну конечно! Я же должен узнать, что это...

Я сделал шаг к непонятной куче.

За спиной раздалась тихая ругань .

— Куда ж ты... Назад!

Но я уже и так всё понял.

Огромная кошка, снежно-белая с чёрными пятнами. Как барс, но с кисточками на ушах и бородатой мордой.

Валяется на боку и глядит на нас, будто ждёт чего-то. Расслаблено так, умиротворенно... Любуется. На еду так не смотрят.

— Заслушалась, что ли? — пробормотал я. — Пока не начал дудеть — никого не было, я бы заметил.

— Пришла в партер, видно, — ответил Андрей. — Давай в дом, а? Кажется, и на балкон слушатели подтягиваются.

Скрипнула сосна над головой. Я задрал голову и чуть не присвистнул: на тоненькой веточке висела знатная зверюга, обхватив ствол лапами. Бурая, с воротничком. И с широким оскалом: то ли улыбается от восторга, то ли у нее всегда так.