Сознание возвращалось медленно, неохотно, словно зная, что здесь, наяву, его не ждёт ничего хорошего. Но проснуться пришлось, сон закончился, да и не было его вовсе, вместо сна была липкая, неприятная муть.
- А-а-а-а-а, - чудовищная боль разбила голову на части.
- Очнулся, наконец? – раздался откуда-то сбоку звонкий и от этого колющий мозг невыносимой болью голос.
- Кто я?
- Кто ты? – переспросил голос. – Этого я не знаю. Быть может ты скажешь мне своё имя?
- Имя? Имя… Я не помню своего имени.
- Ну что ж, тогда ты - Мирвен викор – Человек без имени, - произнёс голос. - Так что, Молчун, как назовём его, может Мирвен?
От сказанного проснулись воспоминания, на мгновение очнувшемуся от забытья человеку показалось, что он знает и помнит кто он. Сознание открыло книгу памяти на нужном месте, но нашло в нём лишь блок неаккуратно вырванных страниц.
- А-а-а-а-а-а, - голова вспыхнула чудовищной болью, от неё человек завалился набок и какое-то время просто лежал, слабо постанывая. Но вот боль отступила до терпимой, и он невольно начал впитывать происходящее вокруг, всё ещё не имея сил открыть закрытые с момента пробуждения глаза. Поверхность под ним покачивалась, скрипело дерево, пахло лошадьми и потом, вокруг переговаривались люди, хрустела щебёнка, тело обдувал свежий прохладный ветер.
Обладатель звонкого чистого голоса заговорил снова:
- Молчун, знаешь почему твои собратья, те, которые, как и ты обречён до смерти бороться с растительностью на лице, не приказывают мне заткнуться? Всё потому, что они чутко ловят каждое сказанное нами слово. Наш допрос уже начался вот таким вот гуманнейшим из доступных способов. Позже, в Засториане, нас будут допрашивать долго и дотошно, но, вполне вероятно, без пыток. Хотя, боюсь, позже, в столице империи, ты уже не сможешь в задумчивости потирать свой подбородок: делать это раздробленными пальцами не сильно приятно и удобно. А после тебя и Мирвен викора убьют, так как вытащили вас из того чудовищного места. Да и меня тоже убьют, ведь я, в первую очередь, эльф, а потом уже свидетель. Улыбаешься Молчун… Зря. Я знаю, ты меня понимаешь, знаю Молчун. А может стоит спросить о верности моих слов у наших конвоиров?
- Эй там, в клетке, не умничать! – раздался совсем близко молодой, но твёрдый и уверенный голос.
- Х-м-м-а-а-а… Кто я и где мы? – простонав, опять спросил очнувшийся от забыться человек.
- Ты «Кто я» или «Мирвен викор», - ответил на это эльф, а после, каждым словом вонзая в воспалённый мозг остриё кинжала, спросил: - Так кем ты хочешь быть Человек без имени? Мирвеном или Виктором?
- Я? Кем быть? Виктор? Да, я Виктор… Где мы и кто я?
Эльф засмеялся.
- Ты Виктор, - весело произнёс он.
- Нет, не это, да, я Виктор, но кто я, откуда?
- Извини Человек без имени - этого я не знаю. – Молчун, может ты знаешь, кто он, вы же были вместе в том страшном месте. Увы Виктор, Молчун молчит, и я не знаю может ли он говорить или притворяется немым, не знаю. Эй, люди с крыльями сокола, вы знаете кто он?
- Нет, не знаем, - раздался спереди, с места возницы, грубый мужской голос.
- Но знать бы хотели… - закончил за ответившего Эльф. – Ты бы открыл глаза Виктор, авось что узнаешь или поймёшь, не вечно же тебе прятаться за ними от света.
Голова болела нестерпимо, ощущение было такое словно её содержимому чудовищно тесно в черепной коробке и она вот-вот лопнет, взорвётся или же лопнут ушные перепонки, выдавит глаза и раздираемый болью мозг выскочит из тела и на этом эта дикая боль закончится, всё закончится. Увы, боль не уходила и Виктор всё-таки открыл глаза. На этом всё закончилось, кинжал, которым до этого лишь покалывали мозг, погрузился в него по самую рукоять, отчего сознание тело покинуло.
***
На голову вылили ведро воды, неприятно, но не более. Радовало другое, голова болела меньше, вполне терпимо, терпимо настолько, что мысли вполне себе в этой голове ворочались.
Виктор открыл глаза и огляделся вокруг. Он находился в просторном походном шатре. Первое желание было почему-то встать, что не удалось: тяжёлая, твёрдая как губки тисков рука, придавила плечо и вернула тело на небольшой круглый табурет. Неудобством обратили на себя внимание связанные за спиной руки и судя по тому, что кровоток не нарушился, связанны они были не особо жёстко. Да и бог с ними, что связаны, сил на сопротивление все равно не было.
Перед ним, за складным походным столом сидел средних лет коренастый человек в свободной охотничьей куртке. За расстегнутой курткой поблескивали серебряные пуговицы и виднелась дорогая, тёмная ткань офицерского камзола. С боку от стола стоял другой человек - высокий, статный, молодой, в руках он держал стальной шлем, держал вычурно и неудобно, так как из шлема торчали металлические птичьи крылья, красивые, хорошо выполненные, но неудобные. Стоявший сверкал лёгкими, посеребрёнными латами, а с плеч его свисал золотистый, цвета молодого солнца плащ.
Так же, если судить по лёгкому сопению за спиной, здесь находились и другие люди, минимум один, рука которого держала плечо и скорее всего трое, если суммировать звуки и запахи.
- Кто вы? – спросил человек за столом, и Виктор понял, что задавший вопрос стар, опытен и жесток. Это удивило, ведь пока он молчал, он казался другим, более мягким, молодым и незрелым.
«Голос, вся его суть в голосе и глазах», - понял Виктор.
- Кто вы? – более настойчиво, с нажимом, повторил человек в охотничьей куртке.
- Виктор, зовите меня Виктор, - напряжённо поморщив лоб, ответил пленник.
- Это имя вам дали родители?
- Нет, человек, точнее его голос, ранее. Он назвал меня так до этого.