Песни старого севера

ГЛАВА 1.

Оглушительный взрыв, где-то неподалеку, раздался эхом в ушах. Мир перевернулся, голова закружилась и небо поменялось местами с землей.

- Держи, держи…! – хрипло кричал Рязенский.

Рыжеволосая девчонка испуганно зажмурилась. Она плохо говорила по-русски, но сейчас все было куда более понятно.

- Stängdina ögon!* (прим.автора «Закрой глаза!» швед.) – прокричала девочка, обращаясь к своей младшей сестре и ринулась помогать доктору.

- Вот тут держи, малая. Да крепко. Поняла? – вопил Рязенский, зажимая руками брюшную рану, кричащего от боли солдата.

- Jagser… понимать! – на ломаном русском сказала рыжеволосая и бросилась к мужчине.

Темные грязные волосы безымянного солдата небрежно лежали на его сером лице. Глаза бешено смотрели на девочку… казалось, они вопили вместе с его ртом.

- Давай же! Держи и не отпускай! – орал доктор, стараясь перекричать шум толпы в лазарете и взрывы за его пределами.

Рязенский убрал руки от живота солдата и девочка увидела, как из огромной дыры хлещет кровь. Превозмогая отвращение, она подошла ближе и закрыв ладошками рану, почувствовала теплую жидкость на пальцах. Ощущение страха пронеслось тошнотворной волной по всему телу, в глазах потемнело.

- Tittainte, Martha! Tittainte! (прим.автора «Не смотри, Марта! Не смотри!» швед.) – молила девочка, обращаясь к сестре.

ГЛАВА 1

Королевство Швеция. Стокгольм. 1921 год от Рождества Христова.

Я бежала что есть силы, игнорируя холодные порывы ветра и ветви хлещущие оголенные ноги. Подол шифонового платья порвался, туфли-лодочки заплыли в грязи и мхе. Правый бок беспощадно колол, но я продолжала бежать, слыша тяжелое дыхание за спиной.

- Попалась! - кто-то схватил меня за талию и повалил на мокрый мох.

На меня смотрели лукавые глаза, совсем такие же, как у Астрид Линд. Если бы не они, то никто бы и не подумал, что моя тетушка являлась матерью этого сорванца. Темно-шоколадные кудрявые волосы, карие глаза и острые черты лица юноши были будто срисованы с образа Расмуса Хольберга, супруга Астрид.

- Петер! - возмущенно воскликнула я, вырываясь из объятий кузена.

Мальчишка только недовольно фыркал, удерживая меня в сильных руках.

- Снова проиграла, - шептал он мне на ухо отчего по телу пробегали мурашки.

Тогда я еще не понимала того, что Петер, мальчишка, с которым я росла в одном доме, был влюблен в меня искренне и безответно. Кузен ходил за мной по пятам, словно хвостик, интересуясь всем, чем интересовалась я. Его не останавливала ни аллергия на травы, которые я собирала для лавки тетушки, ни страх перед лошадьми, к которым я питала бесконечную любовь.

- Нам пора идти, - отталкивая кузена, произнесла я.

Юное лицо Петера было слишком близко от моего и в какой-то момент мне стало не по себе. Как бы мне не хотелось этого признавать, но наша детская игра в догонялки все больше и больше походила на ухаживания со стороны кузена. Тот все время норовил дотронуться до меня, схватить за руку, приобнять за талию.

- Только не говори, что ты стала слишком взрослой для игры в догонялки, - хмыкнул Петер и поднялся с земли, протягивая мне руку.

- Мы оба стали слишком взрослыми, - принимая помощь кузена произнесла я.

И я была права. В сентябре 1921 мне исполнилось двадцать два года, которые, как говорила соседка миссис Юнссон, превратили меня в старую деву. Возможно в ее словах и была доля правды, так как все мои подруги давно вышли замуж и ждали своего первенца. Вот только я не видела себя в роли примерной супруги и образцовой матери.

- Эта рыжая ведьма плохо на тебя влияет, - все время твердил Аксель Нюберг, шестидесятилетний старик, которому я, каждые две недели приносила травяные настойки.

- Никакая она не ведьма, - отвечала я, защищая тетушку Астрид.

- Ты, милое нежное дитя, которого портит колдунья своими сладкими речами и страшными замыслами, - шептал мистер Нюберг, принимая лекарства, сделанные так не любимой им ведьмой.

- Моя тетушка тут не причем, - перечила я. - Мы живем в двадцатом веке, мистер, в эпохе, где женщина наделена такими же правами, как и мужчина. Сам король не видит греха в том, что слабый пол готов посвятить себя не только домашним обязанностям, но и науке с политикой.

- Жаль пропадать такой красоте... - не унимался старик.

- Благодаря этой красоте и, как вы говорите, рыжеволосой ведьме Астрид, ваши ноги все еще ходят, мистер Нюберн. Советую не забывать об этом, - пылко говорила я.

Дух начала двадцатого века поглотил меня полностью, окунув в пучину изменений и реформ, которые буквально витали в воздухе, оседая незримой пылью на наши одежды. В какой-то момент я перестала контролировать свое поведение и совершенно не замечала того, что идея равноправия крепко засела в моей голове, отключая возможность адекватно воспринимать реальность.

Даже тетушка, которая всегда отличалась от других женщин своей прямолинейностью и независимостью часто одергивала меня и вычитывала за агрессивное поведение.

- Время еще не пришло, моя дорогая. Ты можешь распространять свои взгляды и убеждения в стенах нашего дома, но выносить опасные идеи на улицу я не советую, - говорила она, когда я собиралась на очередной протест.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимала, что все это было глупо и преждевременно. Швеция, несмотря на соблюдения нейтралитета в Первой Мировой войне, была ослаблена голодом, политическими изменениями и давлениями со стороны стран соседей. Женские митинги, которые продолжались и после признания прав голоса на выборах, были совершенно неуместны в поверженной кризисом стране.