Песок

Песок

Песок.

Капитан Леонидов нервно крутил самокрутку в пальцах и посматривал на часы. Группа Федотова опаздывала уже на два с половиной часа. Это могло означать, что ее захватили немцы или полицаи, а могло и ничего не означать. Старший группы, сержант Федотов, был опытным бойцом и Леонидов не верил, что с ними случилось что-то плохое. Не хотел верить.

В землянке было сыро. Середина марта, снег в лесу еще даже не начинал таять, но с земляных стен сочилась вода. Маленькая печь отчаянно дымила, но тепла давала мало. И все же это было хоть какое-то тепло.

Леонидову хотелось курить, но махорки было мало. Он поплотнее закутался в шинель и все-таки зажег самокрутку от керосиновой лампы. Вот уже полтора года он в этих лесах командует небольшим партизанским отрядом. За это время отряд превратился в хорошо слаженный механизм, обзавелся кое-каким скарбом и худо-бедно воевал с немцами. В октябре прошлого года с ними связалось командование с Большой Земли, у них появился радиопередатчик, а линия фронта подходила все ближе. Удалось наладить снабжение и связь с «большой землей».

Немцы, отчетливо понимая, что надолго здесь не задержатся, предпринимали последние попытки выкачать из окрестных деревень максимум продовольствия. Почти всю молодежь угнали в Германию на работы, а оставшиеся старики, женщины и дети еле-еле сводили концы с концами, добывая себе нечеловеческим трудом на пропитание. И даже эти крохи оккупанты умудрялись реквизировать.

С питанием в отряде становилось все хуже и хуже, поэтому Леонидов все чаще отправлял маленькие группы на задания по поиску провианта. По наводке сочувствующих граждан грабили дома полицаев и небольшие немецкие заставы, кое-что передавали и местные, отрывая от себя последнее. Вначале были попытки мародерства, но Леонидов их пресек очень жестко - расстрел. Желающих поживиться чужим добром больше не нашлось.

С Большой Земли два раза сбрасывали грузы с боеприпасами и медикаментами, а по рации передали распоряжение, пока в активные боевые действия с врагом не вступать, ожидать приказа.

Леонидов, как кадровый офицер, понимал, что вот-вот должно начаться наступление, и тогда им будет поставлена задача. Но люди от безделья в лесу зверели, дисциплину приходилось наводить и жесткими методами. Сразу после Нового Года он лично расстрелял своего же бойца. Никаноров его фамилия была, Петр. Двадцать лет, веселый балагур, душа компании.

Напился и изнасиловал девчонку тринадцати лет. У Леонидова тоже была дочь, и ей тоже было тринадцать. И все равно он долго колебался. Но за Никанорова не вступился никто из отряда. Люди понимали.

Петька не сопротивлялся. Только плакал и просил прощения. Что-то лепетал про «бес попутал» и самогон. Леонидов расстрелял его на рассвете. Вывел на полянку за лагерем, ткнул пистолет в затылок, нажал на спусковой крючок.

У входа к землянке послышался хруст, и капитан положил руку на автомат. Но это был часовой Петров:

- Товарищ командир, группа вернулась.

Леонидов вылез наверх. Когда уходили бойцы их было четверо, вернулось пять человек. Федотов подошел к нему и доложил:

- Задание выполнили, товарищ капитан.

- Почему так долго?

- Ща доложу подробно.

Они спустились вниз. Оставшись наедине, Федотов расслабился и уже обратился по-свойски.

- Ну, тут такое дело, Серега. Я с собой жиденка приволок. Яшка Наймарк. Семнадцать ему.

- Зачем он нам, Вань? У нас и так жрать не богато, лишний рот.

- А че делать-то оставалось. Мы ж на Никифоровскую заимку сунулись, там вдова лесника живет…Жила… Подходим, а дом сожженный. А прямо перед ним шесть трупов.

- Так у вдовы же только двое ребятишек было?

- Ты дослушай, а? Ну, понятно, что полицаи были. А трое остальных-то жидята. Баба и двое мальчишек. Вдова их прятала. А полицаи нашли, ну и в действие привели. Правила-то знают.

- А этого где нашли?

- да там же. Он в колодце прятался. Его Муса вытащил. Он нам все и рассказал. Полицаи наши и восемь эсэсовцев под вечер прикатили. Кто-то стукнул, что вдова нам помогает. Вот они с обыском и приперлись. А малец жидовский один кашлял, они в подполе сидели, вот он их и выдал. Кашлем. Ну, потом, понятно все. А Яшке повезло, он в отхожем был и вовремя смекнул в колодце сныкаться.

- Ладно, хрен с ним с Яшкой твоим, еды достали?

- Достали. Неделю еще продержимся.

- И то хорошо.

- Че, ниче с Материка не передавали?

- Не. Молчок.

- А я тут газетенку немецкую надыбал, вроде свежая. Утром Генке отдам, он переведет.

- Как там, обстановка-то?

- Че-то скоро изменится. Фрицы из деревень, что поменьше, начали комендатуры снимать, все полицаям передают. Суки, чуют, что им под хвост скоро насыплют.

- В городе как дела?

- Ну, приказ новый вышел, теперь и пятнадцатилеток в Германию погонят. Раненых много стало прибывать. Еще одну школу под госпиталь заняли. И среди местных медсестер ищут.

- Это хорошо, значит, дают им наши прикурить.

- Серега, а мы долго еще херней страдать будем? Вот уже скоро полгода, как ни хера не делаем.

- Ты же знаешь приказ.

- ну, приказ, че. Кто ж его проверит. Может пошумим немного. Харитониха вон сказывает, что составы один за другим идут, дорогу стали проверять не так тщательно. Людей у них не хватает. А у нас ведь взрывчатки ой сколько.

- Ты, Иван, мне это брось. Будет приказ, выдвинемся. Вот что с твоим еврейчиком делать-то?

- А че? Я его стрелять научу, он на фрицев дюже лютый теперь.

- Ну, это понятно, всю семью положили. Только ты ведь знаешь, что времени на него затратить придется вагон.

- А у нас его столько и есть.

Капитан хмыкнул, отметив, что Федотов прав. Вот и будет бойцам развлечение – еврейчика учить. А то, что сержант, не оставил его там, так что поделаешь. Нельзя еврею попадаться гансам. Нельзя.

Сам Леонидов к евреям относился как к обычным людям, мог, конечно, пошутить про жидовские морды, но никакой ненависти к ним не испытывал. Да и учился он в школе с Семеном Перельманом, хороший был мальчишка. И совсем не жадный.