Петров, Бесишь!

Петров, Бесишь!

– А теперь повтори ещё раз всё, что рассказала мне до этого, – потребовала элегантная, с прилизанными волосок к волоску пепельно-седыми волосами, пожилая дама, которая при встрече представилась, как Мария Ивановна.

Она сидела на высоком стуле за стойкой администратора в белоснежной блузке с высоким кружевным воротником и кружевными манжетами. Под горлом сверкал бриллиант на булавке.

После того, как Света пересказала ей своё резюме, в которое та и не глянула, хотя на протяжении разговора держала его в левой руке, на безымянном пальце которой было надето широкое обручальное кольцо, Мария Ивановна сняла трубку и набрала внутренний номер:

– Зайдите-ка шустро, девчонки.

Не успела Света вздохнуть и двух раз, как в холле появились ещё две прилизанные старушки в кружевах и бриллиантах.

В первый момент Света решила, что они тройняшки, и лишь приглядевшись, поняла, что это не так. Хотя, даже проработав в салоне «Мария» три недели, она продолжала их путать. Благо, всех троих звали Мария: Мария Ивановна, Мария Петровна и Мария Эдуардовна.

Ой, мы немного забежали вперёд. Отматываем обратно!

– А теперь повтори ещё раз всё, что рассказала мне до этого, – сказала торжественно Мария Ивановна и таинственно подмигнула подружкам.

Впрочем, Свете всё вокруг казалось таинственным – а прежде всего то, как салон красоты, которым управляет ровесница её бабушки, а красоту наводят её подружки, где внешнее убранство законсервировалось в конце 80-х – так вот, как он смог дожить, досуществовать до начала 21-го века?

– Меня зовут Света Петрова. Мне 34 года. По образованию я филолог. Десять лет проработала в библиотеке. А потом переучилась на стилиста и хочу работать у вас, – на одном дыхании выпалила Света.

– Парикмахер, деточка, просто парикмахер, – поправила её Мария Ивановна. – Ну ничего, переучим.

– А с чего, зайчонок, ты решила из храма культуры перейти в храм красоты? – вступила в разговор Мария Петровна.

Свету называли зайчонком в последний раз лет семь назад в процедурном кабинете, когда брали кровь из вены, поэтому она смутилась и замялась, хотя заранее подготовила правильный, пусть и неправдивый, ответ.

– Я хочу путешествовать. А с зарплаты библиотекаря на путешествия не накопить.

– А у нас, значит, можно накопить? – улыбнулась Мария Эдуардовна и повернулась к Марии Ивановне. – Ты права, дорогая, она чудо.

Мария Ивановна ласково и довольно улыбнулась.

– Отлично, деточка, завтра выходи к девяти. И, будь любезна, не опаздывай!

– Да я раньше приду, к восьми. Нет, к семи, – за время беседы с тремя Мариями она окончательно помолодела на двадцать лет, и больше четырнадцати себе бы не дала.

На следующий день она, как и обещала, примчалась к восьми утра, час простояла у запертой двери, а ровно в девять её жизнь совершенно изменилась.

В салоне «Мария» кроме трёх Марий работали ещё четыре старушки. Их звали вычурно и старомодно, под стать заведению: Капитолина Макаровна, Аглая Романовна и Элеонора. Элеонора, как единственный в салоне мастер мужских стрижек, взяла Свету к себе в подмастерья. Это не для красного слова – это Элеонора так сказала.

Четвёртой старушкой была уборщица Марианна Анатольевна. Первое время Света, едва завидев её со шваброй – не новой, с автоматическим отжимом, а старой палкой, на которую было намотано что-то похожее на ночную рубашку – кидалась помогать. Но Марианна Анатольевна была начеку. Намертво вцепившись в палку, она тянула её на себя и злобно сверлила Свету взглядом. Та окончательно сдалась, когда битва за швабру закончилась опрокинутым ведром с грязной водой, а Марианна Анатольевна, закрыв лужу от Светы грудью, прошипела:

– Подсидеть меня хочешь, пигалица? Знаю я вас, малолеток.

Света, услышав про малолетку, приосанилась и оставила попытки помочь старушке. Но отношения их ещё долго оставались натянутыми. А в конце рабочего дня, проходя мимо Светы с пухлым пакетом, набитом продуктами, Марианна Анатольевна всегда перекладывала его в другую руку. Подальше от Светы. А то мало ли.

Зато с остальными старушками у неё сложились прекрасные отношения. От женских стрижек Свету, правда, отстранили почти сразу. После окрашивания болтливой блондинки, которая перестала быть болтливой, когда боль от осветляющей краски стала совсем неприятной, а Света, которую она позвала, развернула фольгу и стала дёргать за волосы.

– А что это вы там делаете? – жалобно поинтересовалась блондинка.

– Рано снимать. Волосы ещё плохо выдёргиваются, – профессионально ответила Света.

К ней, как по волшебству, тут же прилетели две Марии, под локотки увели в служебные помещения, блондинку отпоили травяным настоем собственного изготовления, слёзы вытерли, волосы спасли.

– Но меня так учили, – рыдала потом Света над ромашковым чаем. – Когда волосы легко вырываются, можно краску смывать. Вы меня уволите?

– Нет, деточка, – успокоила её Мария Ивановна, – но работать ты пока будешь только с мужчинами.

Это хорошо, что с мужчинами. В салон «Мария» обычно ходили представительные господа за пятьдесят пять – этим обесцвечивать волосы (если они остались) в голову не придёт.